Заявление Л. Т. Якушева от 18 июля 1953 г. в Президиум ЦК КПСС

Реквизиты
Государство: 
Датировка: 
1953.07.18
Период: 
1937
Метки: 
Источник: 
Политбюро и дело Берия. Сборник документов — М.:, 2012. С. 1042-1049
Архив: 
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 487. Л. 44-54. Подлинник. Машинопись.

Совершенно секретно

В Президиум Центрального комитета

Коммунистической партии Советского Союза

от члена КПСС

полковника и[нтендантской] с[лужбы]

Якушева Л. Т.

Заявление

по делу антигосударственной деятельности Берия Л. П.

Считаю своим долгом сообщить известные мне факты об антигосударственной деятельности быв[шего] министра внутренних дел СССР Берия, имевшие место задолго до его ареста.

В 1938 году, еще до назначения Берия на работу в НКВД, я был отозван с Украины с должности начальника Житомирского областного управления НКВД и назначен вначале заместителем] наркома, а вскорости наркомом внутренних дел Крымской АССР.

Аппарат НКВД Крыма был сильно засорен чуждыми людьми. Среди оперативных работников было много немцев, латышей и татар, в прошлом троцкистов, националистов и выходцев из враждебной среды.

Задолго до моего приезда в Крым, в 1937 году, застрелились заместитель] наркома внутренних дел Крыма Штепа и начальник немецкого отделения НКВД Морозов. Никаких следственных мероприятий в связи с этим проведено не было.

Ряд ответственных работников НКВД Крыма — Рунге, Бем, Раецкий, Дудко и др., арестованные по указанию из Москвы за активную троцкистскую и другую деятельность в прошлом и как подозрительные по шпионажу, сидели в тюрьме без допроса, и дела на них готовились к отправке на решение Особого совещания НКВД СССР.

Секретарь обкома партии Щучкин при первом же знакомстве со мной заявил мне, что он не может опереться на НКВД, потому что ему оказывает во всем противодействие нарком внутренних дел Михельсон.

В короткий срок мне удалось наладить деловой контакт с обкомом партии и заручиться его поддержкой в налаживании работы.

По агентурно-следственным данным, представленным мне сотрудниками особого отдела авиабригады Анисимовым и Ивановым, нами была вскрыта в Крыму шпионско-террористическая организация, созданная агентом немецкой разведки быв[шим] заместителем] наркома внутренних дел Крыма Штепой.

Штепа до приезда в Крым долгое время работал в Грузии, где секретарем ЦК партии был Берия, и в Крым он приехал вместе с наркомом внутренних дел Лорд-кипанидзе из Тбилиси.

По указанию германской разведки Штепа установил связь с рядом ее агентов и для сохранения их от провалов завербовал их «секретными сотрудниками НКВД». Это также облегчало ему возможность связи с ними.

Так, по указанию немецкой разведки Штепа установил связь с видным ее агентом — немцем Вейнберг Фридрихом, начальником отдела противопожарной охраны НКВД Крыма.

Вейнберг Фридрих, офицер германской разведки, по ее указанию «сдался в плен» русским под видом солдата германской армии перед революцией, в 1917 году, и обосновался в России для шпионской работы.

После революции Вейнберг вступил в партию, проник в ВЧК в Москве, где работал в аппарате цензуры.

По настоянию германской разведки Вейнберг добился перевода его на работу в НКВД Крыма.

В Крыму Вейнберг создал диверсионные группы на военных объектах.

Особой задачей германская разведка ставила уничтожение в Севастополе военно-морского завода и плавучего дока до начала войны Германии против СССР с целью лишить возможности ремонта боевых кораблей Черноморского флота.

Штепа установил связь и с другим видным агентом германской разведки Фишер Эмилем, работавшим переводчиком в штабе немецких оккупационных войск в 1918 году и оставленным специально для шпионской деятельности в Крыму.

Штепа завербовал Фишера Эмиля «секретным сотрудником НКВД» и под этим предлогом устроил его на работу на военно-морской завод в Севастополе, связав с Вейнбергом.

Вейнберг и Фишер руководили диверсионными группами на оборонных заводах в Крыму: в Севастополе, Керчи и Феодосии.

Объекты для вербовки изучались и намечались через опытных немецких шпионов, немцев — Винц Корнея, Нефф Роберта, Фишера Эмиля, Камерера Фрица и Миллера. Все они для маскировки были завербованы «секретными сотрудниками» НКВД Крыма.

После тщательного изучения намеченных объектов вербовку осуществляли Штепа или Винц Давид (зам[еститель] начальника немецкого отделения НКВД).

Кроме этого, Штепа вовлек в шпионскую деятельность ряд сотрудников НКВД Крыма, пользуясь данными спецпроверки о прошлой антипартийной деятельности или происхождении из чуждой среды, действуя методом шантажа и провокации.

Так, им были завербованы: начальник отдела кадров Прокофьев, скрывший пребывание в партии меньшевиков, начальник отдела охраны правительственных дач Сетынь, бывший троцкист, сотрудник Бем, бывший активный троцкист, и сотрудники — Раецкий, Германов, Кенаревский и другие с темным прошлым.

Штепа был связан с германской разведкой через ее офицера Штюмпфель, проживавшим в Ялте.

Штюмпфель по заданию разведки вступил в Германскую компартию, а потом из Берлина был переброшен с женой в СССР под видом политэмигранта.

В 1937 году немецкая разведка через своего резидента в Москве дала задание Штепе пустить под откос поезд с боеприпасами, следовавший в Севастополь для погрузки на пароход Республиканской Испании.

Диверсия не удалась из-за изменения времени отправки поезда.

Немецкая разведка с целью проверки боеспособности диверсионных групп дала указание совершить ряд диверсионных актов. Одна группа пустила под откос поезд, вторая группа во главе с Нефф Робертом подожгла в Крыму 2 самых крупных мукомольных завода. Заводы были полностью выведены из строя.

В 1937 году немецкая разведка дала задание Штепе совершить террористический акт над председателем СНК СССР В. М. Молотовым, воспользовавшись его приездом в Крым на отдых.

Теракт намечался путем устройства крушения поезда. Исполнителями были выделены: Нефф Роберт, Камерер Фриц и Винц Корней. Они должны были связаться с диверсионными группами на железнодорожном транспорте и привлечь их для выполнения этого задания.

Штепа должен был получить сообщение из Москвы о времени следования поезда В. М. Молотова.

Если это по какой-либо причине оказалось бы невозможным осуществить, Штепа должен был использовать для теракта других агентов, сотрудников НКВД: Винц Давида, Вейнберга и Сетынь.

Троцкист Сетынь как начальник отдела по охране правительственных дач в Крыму имел доступ на территории дачи В. М. Молотова.

Как известно, В. М. Молотов ни в 1937, ни в 1938 годах в Крым на отдых не приезжал, но это задание немецкой разведки не снималось с исполнения.

В 1937 году Штепа, узнав об аресте резидента германской разведки в Москве, покончил жизнь самоубийством.

Узнав об этом, бежал на Кавказ агент Фишер Эмиль, арестованный потом только в 1938 году.

Через несколько дней застрелился начальник немецкого отделения НКВД Крыма Морозов, завербованный Штепой. Морозов в своем кабинете оставил записку, в которой писал, что Штепа втянул его в шпионскую деятельность и что участие в ней принимали сотрудники НКВД: Винц Давид, Бем, Вейнберг, Казаков и Германов.

Сразу же после выстрела в кабинет Морозова вошли сотрудники НКВД Германов и Жерновский. Взломав дверь, на столе Морозова они нашли эту записку.

Германов пригрозил Жерновскому расправой, если он кому-либо скажет, и уничтожил записку.

Жерновский больше года скрывал этот факт, но после ареста Германов подал заявление в парторганизацию, объяснив свое молчание боязнью мести и недоверием к наркому внутренних дел Крыма Михельсону.

После самоубийства Штепы офицер германской разведки Штюмпфель, проживавший в Ялте, принял яд, отравив жену и ребенка.

Штюмпфель и его ребенок погибли от яда, а жену его — Штюмпфель Лизалотту спасли советские врачи.

Арестованная в 1938 году Штюмпфель Лизалотта дала показания следователю Азарову А. М. о широкой сети немецкого шпионажа в СССР, о своей связи и ее мужа с немецкими шпионами Штепой и Винц Давидом.

На второй день после дачи показаний Штюмпфель Лизалотта повесилась в камере. На шее трупа обнаружены были затянутые чулки.

По заключению следователей, осмотревших труп Штюмпфель, мы пришли к выводу, что она была задушена в камере.

Мы подозревали в этом предателя Жерновского, работавшего в должности заместителя] начальника внутренней тюрьмы.

Кроме агентурных и следственных данных о наличии в Крыму широкой сети немецкого шпионажа оказались и другие данные, подтверждающие это.

Уполномоченный 3-го отдела Коршунов донес мне рапортом о том, что в

1937 году односельчане Винц Давида, колхозники, немцы — Энц Елена и ее муж Энц Петр заявили ему о контрреволюционной деятельности Винц Давида и его брата Винц Корнея. Об этом он докладывал рапортом начальнику 3-го отдела Германову и заявлял секретарю парторганизации НКВД Казакову, но мер принято не было.

Сотрудник Кенаревский, выполняя указание отдела кадров НКВД СССР о спец-проверке Винц Давида, допросил о нем крупных кулаков-немцев, которые дали о Винц Давиде отзывы как о советском человеке и что он сын середняка.

Начальник отдела кадров НКВД Крыма Прокофьев, быв[ший] меньшевик, завербованный Штепой, сообщил в Москву, что Винц Давид честный, опытный работник, скрыв материалы о его контрреволюционной деятельности и кулацком происхождении.

Секретарь парторганизации Казаков скрыл эти данные от парторганизации и помог Винц Давиду и его брату Корнею проникнуть в партию. По указанию Штепы Казаков предложил братьям Винц подать заявления о вступлении в партию, заверив их, что все будет оформлено через секретаря обкома Максимова (арестован).

Сотрудники особого отдела авиабригады Анисимов и Иванов сообщили, что данные о шпионской деятельности Винц Давида они представляли начальнику 5-го отдела Казакову еще в 1937 году через его секретаря Жерновского, но они бесследно исчезли. Это подтвердил и сам Жерновский.

Следствием было установлено, что после самоубийства Штепы по указанию немецкой разведки шпионской деятельностью в Крыму продолжали руководить Винц Давид и Вейнберг Фридрих.

По данному делу было вскрыто 14 диверсионных групп и арестовано 98 человек, в преобладающем большинстве немцы. Многие шпионы и диверсанты еще не были арестованы.

Следствием по данному делу руководил начальник отдела Азаров А. М.

В следственную группу входили: Коршунов, Шестов, Московенко и Безналько. Фамилии остальных следователей не помню. Почти все допросы проводились с участием военного прокурора. Обнаружены при обысках яды и другие вещественные доказательства.

Мною была послана справка наркому внутренних дел СССР Берия по данному делу с просьбой дать санкцию на арест Казакова. Высланы были копии всех показаний арестованных.

От Берия я получил 23.XI.38 года телеграмму с приказанием выехать в Москву с докладом к нему вместе с начальником отдела охраны правительственных дач Чечельницким.

26.XI.38 года, в день приезда, я был принят вместе с Чечельницким наркомом внутренних дел СССР Берия.

Я никогда раньше Берия не видел. Когда он был еще заместителем у Ежова, летом

1938 года я имел от него письменное указание об организации охраны Г. М. Димитрова, в то время генерального секретаря Коминтерна, во время пребывания его на отдыхе в Крыму, на даче товарища Сталина в Мухалатке.

Потом он давал мне письменные задания об организации охраны семьи товарища Сталина (сына и дочери), когда она находилась в Крыму на отдыхе.

Третье задание он дал мне осенью 1938 года об организации негласной охраны сына Сталина, Василия Сталина, в период его учебы в воздушной школе в Крыму.

Все эти поручения я выполнил добросовестно и никаких замечаний из Москвы не имел.

При докладе Берия спросил меня: «Что там Вы раскрыли в Крыму?» Говорил со мной грубо и раздраженно.

Я вручил ему схему немецкого шпионажа в Крыму и доложил, что им руководил быв[ший] заместитель наркома Штепа. Я пытался более подробно доложить это дело, но Берия, не пожелав меня даже выслушать, бросил мне в лицо схему и с грубым криком спросил: «Какая иностранная разведка Вас научила так работать, кто Вас вербовал?»

Таким поступком и грубостью Берия, руководителя, облеченного большим доверием партии, я был буквально потрясен и ошеломлен.

Но, защищая свою честь, я заявил Берия: «Меня уже 18 лет учит работать партия и советская разведка, никто меня не вербовал. Материалы о шпионской деятельности Штепы и подготовки теракта против Молотова весьма веские. В интересах дела и лучшей изоляции арестованных следовало бы дело взять в Москву».

Берия на это ответил: «Кто лучше знает, готовится ли теракт против Молотова, я или Вы?»

Ответ Берия меня просто поставил в тупик. Если он не верил данным, их следовало проверить, надо было выслушать мой доклад или поручить кому-либо из ответственных работников.

Я заявил Берия, что для окончания следствия необходим арест начальника отдела Казакова, но он ответил мне, что по этому вопросу будет дан ответ шифроте-леграммой.

Мне не понято было, для какой цели присутствовал Чечельницкий, ему Берия никаких вопросов не задавал.

Затем Берия предупредил меня, что я отвечаю своей головой, если что-либо случится с сыном Сталина в Крыму.

Я доложил ему, что сам лично выезжал в военно-воздушную школу, где учится сын Сталина, и все необходимое из агентурных мероприятий провел.

Я снова поднял вопрос о шпионском деле Штепы, доложил, что следствие идет к концу, и просил дать указание — готовить ли дело в Военный трибунал в Симферополе или на Военную коллегию? Кроме этого, я доложил ему, что шпионские связи ведут и в республику немцев Поволжья, через немецкого писателя Спектора, который связан с крымским шпионским центром.

Вместо ответа на мой вопрос Берия снова спросил меня: «Как Вы попали в Крым? Не вербовал ли Вас кто-либо в заговор?»

Я заявил Берия, что если у него есть какое-то сомнение, следовало бы проверить более конкретно или освободить меня от работы в Крыму, назначив на другую работу по его усмотрению.

Берия ответил мне, что все будет решено, поезжайте обратно в Крым.

По возвращении из Москвы Чечельницкий сразу же поставил в известность Казакова о том, что я просил санкцию на его арест и что Берия, вместо дачи санкции, днями арестует Якушева.

Через несколько дней я получил указание Берия командировать Казакова в Москву, где он, пробыв несколько дней и дав на меня провокационное заявление, вернулся обратно в Крым.

Казаков как враг рассчитал правильно. Если Берия так настойчиво интересуется Якушевым, этот момент он не упустил и ложно сообщил о допущенных якобы мною перегибах, чтобы моим арестом спасти себя.

17 декабря 1938 года по ВЧ мне позвонил в Симферополь Берия и предложил немедленно выехать в Москву.

В пути я заметил за собой усиленную слежку, в поезде и на остановках, и понял, что судьба моя уже решена.

В Москве, в приемной Берия, я был арестован 19.XII.38 года по справке, составленной начальником его секретариата Шария, с письменным распоряжением Берия: «Арестовать Якушева и Чечельницкого».

Вместо меня в Крым был послан ставленник Берия — Каранадзе.

В течение 6-ти месяцев меня жестоко избивали в Лефортовской тюрьме, требуя признать, что я агент иностранной разведки и участник заговора, отказывая в предоставлении бумаги для заявления в ЦК партии.

Мое заявление о том, что меня оклеветали враги, не принималось во внимание. Мне следователи отвечали: «Можешь жаловаться лампочке, мы бьем тебя по указанию Берия».

Следствием по моему делу руководил начальник следственной части НКВД СССР Кобулов, а допрос вели и избивали: заместитель] начальника следственной части Макаров, пом[ощник] начальника следственной части Родос, ст[арший] следователь Пинзур и следователь Глейзер.

Нарком внутренних дел Крыма Каранадзе по приезде в Крым создал против меня «доказательства моей виновности».

Многих немецких шпионов, кулаков, белогвардейских офицеров, расстрелянных по особому решению Москвы, назвал «стахановцами», превратив их в преданных советской власти людей, чтобы имелось основание расстрелять меня.

Все испытания я стойко перенес, ни себя и никого из честных чекистов не оговорил и отказался дать ложные показания.

Авантюристам Родосу, Пинзуру и Глейзеру пришлось рыскать по Украине и Крыму и провокационным путем, запугивая моих бывших подчиненных и чем-либо обиженных людей, кое-как состряпать «дело», и меня осудили на 20 лет, буквально за 3 минуты. Меня только спросили, о чем я прошу коллегию.

Когда мне было предъявлено дело, я увидел, что оно пустое. Меня арестовал Берия, имея заявление Казакова, Лельчицкого и Щербакова, врагов партии, о которых я просил санкции на арест у Берия.

Лельчицкий — сын агента царской охранки. Его отец в Киеве провалил подпольную организацию, и люди погибли на виселице и в ссылке. В мое дело вложили справку, что мой брат якобы арестован, в то время как мой брат, честный колхозник, продолжал работать и находился на свободе.

При первой встрече с Берия я понял, что он не был заинтересован в раскрытии шпионского центра в Крыму, потому что возглавлял этот центр его человек — Штепа.

Кроме того, авантюристу Берия не было выгодно раскрыть подготовку теракта против главы правительства СССР В. М. Молотова, потому что это дело раскрыли не его люди.

Возможно, у Берия были другие замыслы.

Немецкие шпионы, которых надо было расстрелять, отделались легким наказанием, по 3-5 лет заключения в лагерь, а честные люди — чекисты — подверглись жестоким репрессиям, осуждены были и изгнаны из органов НКВД.

По особому указанию меня отправили в Заполярный круг на Колыме, лишили переписки и возможности послать даже жалобу. Для меня создали режим, который обрекал на медленную смерть. В лагере меня пытались убить шпионы, родственники которых расстреляны, и местные органы НКВД, вопреки указаниям Москвы, перевели меня в Магадан.

С приходом Берия в органы НКВД в 1938 году он путем провокации провел жестокие репрессии против многих честных чекистов, арестовав их по голому подозрению.

Следствие велось преступным, провокационным методом, применялись жестокие избиения.

Многие чекисты, воспитанные партией и преданные ей, погибли.

В следственном аппарате НКВД СССР Берия и Кобулов подобрали авантюристов типа Макарова, Ролоса, Пинзура, Глейзера и др[угих], которые с целью карьеры и желания выслужиться применяли методы, позорящие органы НКВД. Такой авантюрист, как Родос, из-за карьеры готов пойти на что угодно. При его участии методом провокации и избиений созданы дела, по которым расстреляны многие честные чекисты.

Берия расставил на ответственных постах людей бездарных, авантюристов и проходимцев, типа братьев Кобуловых, Каранадзе, Шария и др.

В этом назначении был неприкрытый национализм. Так, в 1938 году, после ареста наркома внутренних дел УССР Успенского, Берия назначил вместо него своего ставленника — грузина Кобулова, который в Грузии занимал должность начальника райотделения и не имел понятия о весьма сложных национальных условиях в такой республике, как Украина.

От подобных назначений по принципу личной холуйской преданности страдала работа органов НКВД.

Свое заявление я пишу с искренним желанием — помочь в разоблачении вражеской деятельности Берия и поэтому так подробно описал одно из серьезных дел, раскрытых в Крыму

Прошу вызвать по этому делу члена КПСС Азарова Авраама Марковича, быв[шего] начальника отдела НКВД Крыма, работающего в Московском совете, и следователей, проводивших следствие по делу шпионского центра в Крыму.

Член КПСС,

полковник и[нтендантской] с[лужбы]    

[п.п.] Якушев

18 июля 1953 г.

Место службы:

Хозяйственное управление

Министерства обороны СССР