Проект обвинительного заключения на Е. М. Либенсона. 28 марта 1955 года
Секретно
ЦК КПСС
Представляю проект обвинительного заключения по делу Либенсона Ефима Михайловича.
Считаю виновность Либенсона материалами дела доказанной.
За совершенные преступления Либенсон подлежит преданию суду Военной коллегии Верховного суда СССР.
Прошу указаний.
Приложение: 16 экземпляров [зачеркнуто] обвинительного заключения, м/№ 10919 [зачеркнуто].
И. о. генерального прокурора СССР
П. Баранов
28 марта 1955 г.
№ 3052/с
Пометы:
Разослать членам Президиума ЦК КПСС
[п.п.] В. М. [подпись неразборчива]
31.111.55 П624 В архив.
23.1.56 [п.п.] Чернуха
Совершенно секретно
Экз. №
«Утверждаю»
И. о. генерального прокурора СССР
государственный советник юстиции 1-го класса
П. Баранов
« » марта 1955 года
по делу № 0063
по обвинению ЛИБЕНСОНА Ефима Михайловича в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 17-53-1 «б» и 58-8 Уголовного кодекса РСФСР.
Специальное Судебное присутствие Верховного суда Союза ССР в декабре 1953 года рассмотрело уголовное дело об изменнической группе заговорщиков, возглавлявшейся врагом народа Берия.
Как установлено предварительным и судебным следствием, эта группа ставила своей преступной целью использовать органы МВД СССР против коммунистической партии и советского правительства для захвата власти, ликвидации советского строя и восстановления капитализма в СССР.
Одним из методов вражеской деятельности заговорщиков было учинение террористических расправ над людьми, неугодными Берия и его сообщникам. Преступники фальсифицировали уголовные дела и, применяя к арестованным избиения и пытки, добивались ложных показаний, после чего незаконно арестованные лица осуждались к длительным срокам лишения свободы или расстрелам.
Материалами предварительного следствия по настоящему делу установлено, что Либенсон, являясь одним из ближайших пособников заговорщиков, активно участвовал в их преступлениях, подвергал избиениям и пыткам невиновных людей и фальсифицировал уголовные дела.
Находясь на службе в органах НКВД, под непосредственным начальством врага народа Мешика (осужден Специальным судебным присутствием Верховного суда СССР к ВМН), Либенсон являлся его приближенным и помощником в расправах с неугодными заговорщикам людьми.
О близости Либенсона к Мешику свидетель Курушев показал:
«...Надо сказать, что у Либенсона с Мешиком были самые близкие приятельские отношения и в отсутствие Мешика все вопросы по работе решались Либенеоном. Мешик и Либенсон, как правило, вместе ездили в тюрьму на допросы, вместе проводили очные ставки и вместе били арестованных...
...Либенсон в кругу следователей считался чем-то вроде палача, приближенного [к] Мешику» (т. 2, л. д.).
Указывая на личную преданность и близость Либенсона к Мешику, свидетель Сполохов показал, что Мешик за эту преданность питал к Либенсону неограниченное доверие, назначив его своим ближайшим помощником, и вместе с Либенеоном подвергал избиениям и пыткам арестованных в случаях, когда требовалось получить от них показания, нужные Берия и другим заговорщикам (т. 2, л. д.).
Свидетель Курушев лично видел, как в Лефортовской тюрьме Либенсон и Мешик избивали арестованного, требуя от него так называемых признательных показаний. Курушев показал:
«...Мешик и Либенсон заставили арестованного лечь на пол, после чего Либенсон с силой стал стегать его ремнем...
...Арестованный громко кричал, молил, чтобы его не били».
Свидетель Мирошников П. И., арестованный по сфальсифицированным против него Мешиком материалам, показал:
«Примерно в три часа ночи приехал Мешик со своим работником Либенеоном. Оба были совершенно пьяные, хорошо были одеты... Мешик вызвал меня к себе в кабинет
и, ничего не говоря, лично стал меня избивать кулаками и ремнем. Это избиение было более жестоким, чем когда-либо. Они оба как бы соревновались в избиении. Били они меня примерно около двух часов» (т. л. д.).
Показания Мирошникова подтвердил свидетель Чекин, содержавшийся в то время в одной с ним камере (т. 1, л. д.).
3 августе 1938 года незаконно был арестован заместитель народного комиссара оборонной промышленности СССР Бондарь Г. И. Из материалов архивно-следственного дела Бондаря, сфальсифицированного при активном участил Либенсона, видно, что целью ареста Бондаря и фальсификации его дела было получить компрометирующие показания на бывш[его] наркома оборонной промышленности М. Д. Кагановича. Кроме того, бывш[ий] нач[альник] отдела НКВД СССР Рейхман на допросе 26 апреля 1939 г. показал:
«Материал подбирался также на... командарма Кулика... От арестованного Бондаря я добился сфальсифицированных показаний о причастности Кулика к военно-фашистскому заговору...» (т. л. д.).
Либенсон признал, что он принимал участие в проведении очной ставки между Бондарем Г. и быв[шим] начальником группы кадров наркомата Осиевым.
О том, в какой обстановке проводилась очная ставка между Бондарем и Осиевым, последний показал:
«..Бондаря ввели в кабинет... истерзанного, было совершенно очевидно, что его били. Его показания еще больше меня убедили, что он так же, как и я, под давлением издевательств и избиений, решил признаваться в несуществующих преступлениях. Предыдущие избиения подготовили очную ставку, и она прошла, как обычный допрос, т. е. при всей абсурдности обвинения мне и Бондарю, мы признавались в несуществующих преступлениях».
По сфальсифицированным против него Либенсоном и следователем Кузнецовым следственным материалам в августе 1938 года Бондарь был осужден к ВМН и расстрелян.
По делу Бондаря генеральным прокурором СССР внесен протест в Военную коллегию Верховного суда на предмет прекращения дела за отсутствием в его действиях состава преступления (т. л. д.).
В июне 1939 г. без всяких к тому оснований был арестован начальник Главэнерго Регентов Т. П. Как явствует из материалов дела, сфальсифицированного Мешиком и Либенсоном, фабриковалось оно в целях получения провокационных клеветнических материалов на руководящих работников электропромышленности СССР. Для этого сразу же после ареста Регентов был подвергнут Мешиком и Либенсоном зверскому избиению. От Регентова требовали, чтобы он назвал фамилии лиц, завербовавших его в контрреволюционную организацию. Под влиянием систематических избиений Регентов дал Либенсону вымышленные показания, что завербовал его в контрреволюционную] организацию директор Шатурской ГРЭС Конторщиков. Однако эти показания не удовлетворяли Либенсона. Допрошенный по этому поводу свидетель Регентов показал:
«.. .Когда я заявил о своей невиновности, меня начал избивать Либенсон, который с силой бил кулаком по лицу и шее. Вместе с Либенсоном меня бил и Мешик...
Когда меня начали бить, я стоял, затем, потеряв сознание, упал... Сколько времени меня били, я не могу сказать, но в камеру меня притащили два человека, видимо вахтеры, так как сам я идти не мог...
...Показания, что меня завербовал в к[онтр]р[еволюционную] организацию Конторщиков, я дал Либенсону, но они его не устраивали. Со слов Либенсона я понял, что ему нужны показания, что руководителями контрреволюционной организации были Вахрушев или Первухин, которые меня якобы завербовали. Вахрушев в то время бил председателем Совнаркома РСФСР, а Первухин был наркомом электростанций и электропромышленности.
При дальнейших допросах Либенсон прямо и открыто требовал показаний на Первухина и Вахрушева, убеждая, что такой маленький человек, как Конторщиков, не мог меня вербовать. Эти требования Либенсон сопровождал систематическими избиениями меня на допросах. Бил он меня кулаком, резиновой палкой, причем он, видимо, испытывал особое удовольствие от избиений, так как иногда он вызывал меня в кабинет Лефортовской тюрьмы, где я содержался, и просто, не допрашивая и не записывая никаких моих показаний, принимался меня бить. Избивал Либенсон меня зверски, как правило, я после избиений терял сознание» (т. 2, л. д.).
Не получив от Регентова клеветнических показаний против тт. Вахрушева и Первухина, по сфальсифицированным материалам Регентов был осужден к 10 годам лишения свободы.
Определением Военной коллегии Верховного суда СССР от 9 декабря 1953 года дело в отношении Регентова прекращено, и он полностью реабилитирован (т. л. д.).
Но особое значение придавалось заговорщиками фальсификации следственных материалов против члена коммунистической партии с 1902 года, члена Президиума ВЧК и Коллегии ОГПУ при Ф. Э. Дзержинском — Кедрова М. С.
Установлено, что Кедров длительное время хранил у себя копии документов, писем и донесений из г. Баку периода 1921 г., содержавших в себе данные о вражеской работе Берия и адресованных Ф. Э. Дзержинскому.
Это обстоятельство стало известно заговорщикам и явилось причиной яростного преследования, воздвигнутого против М. С. Кедрова, членов его семьи и близких ему людей.
Младший сын Кедрова М. С. — Игорь Кедров являлся сотрудником НКВД СССР и работал по линии разведки против гитлеровской Германии. В процессе работы ему и его товарищу — Голубеву В. П., работавшему в контрразведке, стали известны факты изменнических действий Берия в области подрыва советской разведки за границей. Одновременно через отца Игорь Кедров узнал и о наличии архивных документов 1921 г., свидетельствовавших о вражеской деятельности Берия против Советского государства. В связи с этим Кедров Игорь и Голубев Владимир написали заявление, в котором разоблачали Берия как врага народа. Заявление это было перехвачено Берия, и 20 февраля 1939 года он приказал Мешику арестовать И. Кедрова и В. Голубева;
9 марта 1939 года была арестована приемная мать Голубева — персональная пенсионерка, член коммунистической партии с 1918 г. — Батурина Антонина Васильевна. Единственным основанием для ареста Батуриной, больной женщины, несколько лет прикованной к постели, было то, что она посоветовала И. Кедрову и В. Голубову обратиться с заявлением в ЦК ВКП(б), что Батурина была полностью осведомлена о содержании компрометирующих Берия материалов и помогала Голубеву и И. Кедрову формулировать заявление.
Враг народа Деканозов признал на следствии, что им была получена агентурная сводка, в которой сообщалось о намерении Кедрова и Голубева по совету Батуриной обратиться с разоблачающим Берия заявлением. Эта сводка была передана Деканозовым Берия или Меркулову.
Деканозов показал по этому поводу:
«...Я вспомнил, что была сводка о том, что Батурина советовала Кедрову или Голубеву подать в ЦК ВКП(б) заявление о Берия JI. П. Эта сводка была передана руководству».
Получив в свое производство дела по обвинению Кедрова Игоря, Голубева и Батуриной, зная через Мешика о чрезвычайной заинтересованности Берия этими делами, Либенсон прилагал все усилия, чтобы получить от арестованных угодные Берия показания.
Путем шантажа, избиений и пыток Либенсон вынудил Кедрова и Голубева к даче ложных показаний о том, что разоблачающее Берия заявление было написано ими якобы по заданию германской разведки с целью скомпрометировать Берия.
Только после разоблачения врага народа Берия в его личных архивах было обнаружено заявление Кедрова и Голубева в ЦК ВКП(б), из которого явствует, что приводимые ими в заявлении факты изобличают Берия как шпиона иностранной разведки и врага народа. Более того, из дела по обвинению Кедрова И. Либенсон изъял собственноручные показания Кедрова, написав справку, что эти показания изъяты им «из оперативных соображений» (т. л. д.).
На суде Голубев отказался от своих показаний, заявив, что эти показания были вынужденными, признав себя виновным только в подаче заявления, направленного против Берия (т. л. д.).
На основании материалов, сфальсифицированных Либенсоном, и показаний, добытых им путем применения незаконных методов следствия, И. Кедров, В. Голубев и А. В. Батурина были осуждены к расстрелу.
Следует указать, что в деле по обвинению Голубева сохранились адресованные им Берия заявления, в которых он пишет о боязни попасть вновь в Сухановскую тюрьму и заявляет, что:
«Если суд и сохранит мне жизнь, все равно не имею намерения жить долго» (т. л. д.).
Следствием установлена полная невиновность Кедрова И. М., Голубева В. П. и Батуриной А. В., и определением Военной коллегии Верховного суда Союза ССР они реабилитированы посмертно, а дела о них производством прекращены за отсутствием состава преступления (т. л. д.).
16 апреля 1939 года по указанию Берия был арестован М. С. Кедров. Никаких оснований к его аресту не было. Однако в расчете на то, что побоями и пытками от Кедрова можно будет добиться нужных Берия показаний, Мешик поручил следствие по его делу Либенсону.
Не имея никаких данных, указывающих на какие-либо порочащие Кедрова факты, Либенсон избивал Кедрова и всячески издевался над ним. Об этих пытках и издевательствах, применявшихся Либенсоном, свидетельствуют собственноручные показания Кедрова, сохранившиеся в деле и датированные 5 января 1940 года. Кедров пишет:
«...Отвратительные издевательства проделывал надо мной в особенности гражданин Либенсон. Он тряс меня за шиворот и сталкивал со стула, ставил меня, как мальчишку, в угол носом, хватал за бороду, рвал мою гимнастерку, и когда я пробовал отводить его руки, он, грозя мне пальцем, как собаке, говорил: «Тубо! Рукам воли не давай».
«Когда в кабинет заходило несколько следователей, гражданин Либенсон демонстрировал меня перед ними как дрессированное животное: «Взгляните на эту харю! Шпик... Плюнуть хочется...» и т. д.» (т. л. д.).
Свидетель Курутов, участвовавший по поручению Либенсона в следствии по делу Кедрова, показал:
«При допросах Кедрова Либенсон всячески оскорблял его, ругаясь нецензурно и называя шпионом, провокатором, предателем. Все это сопровождалось сплошным матом...
...Однажды, когда мною был вызван Кедров для очередного допроса, он, показывая разорванную гимнастерку, рассказал, что Либенсон на допросе схватил его за грудь, бил о стенку спиной, в результате чего порвал гимнастерку» (т. л. д.).
О преступных методах следствия, применявшихся к Кедрову, дает представление его заявление, адресованное секретарю ЦК коммунистической партии А. А. Андрееву, датированное Кедровым 19 августа и скрытое от ЦК сообщниками Берия. В этом заявлении Кедров пишет:
«Из мрачной камеры Лефортовской тюрьмы взываю к Вам о помощи. Услышьте крик ужаса! Не пройдите мимо! Заступитесь! Помогите уничтожить кошмар допросов... Я невинно страдаю. Поверьте! Время рассудит. Я не агент, не провокатор царской охранки, не шпион, не член антисоветской организации, в чем меня обвиняют, основываясь на клеветнических заявлениях, и никаких других преступлений в отношении партии и родины я никогда не совершал.
Я не запятнанный ничем старый большевик, честно боровшийся (без малого) 40 лет в рядах партии на благо и счастье народа.
Пятый месяц тщетно прошу предъявить мне конкретные обвинения, чтобы я мог их опровергнуть. Тщетно прошу записать следствие факты моей жизни, опровергающие указанные выше обвинения. Напрасно.
В ответ я слышу одни и те же слова: «Расскажите о своей вражеской работе, иначе плохо будет, будем давить, бить, сломим упорство».
С первых дней нахождения моего в суровой Сухановской тюрьме начались репрессии — ограничение времени сна 1-2 часами в сутки, лишение выписки продуктов, книг, прогулок, даже отказ в медицинской помощи и лекарствах, несмотря на мое тяжелое заболевание сердца.
С переводом меня в Лефортовскую тюрьму круг репрессий расширился. Меня заставляли стоять часами до изнеможения в безмолвии в кабинете следователя, ставили, как школьника в старой школе, лицом в угол, трясли за шиворот, хватали за бороду, дважды сажали в карцер, вернее погреб, совершенно сырое и холодное помещение с замурованным наглухо окном. На первых допросах меня били по щекам за то, что я заявляю, что я честный большевик и что никаких фактов о моей преступной работе у них нет и не может быть. Теперь мне, 62-летнему старику, следователь угрожает еще более тяжкими и жестокими мерами физического воздействия.
Они уже не в состоянии осознать свою ошибку и признать незаконность и недопустимость своих поступков в отношении меня. Они ищут оправдание им в изображении меня злейшим, не разоружившимся врагом, настаивая на усилении репрессий. Но пусть знает партия, что я невиновен и никакими мерами не удастся верного сына партии, преданного ей до гроба жизни, превратить во врага.
Но у меня нет выхода. Я бессилен отвратить от себя надвигающиеся новые тяжкие удары. Всему, однако, есть предел. Я измотан вконец. Здоровье подорвано. Силы и энергия иссякают! Развязка приближается!
Умереть в советской тюрьме с клеймом презренного предателя и изменника Родины — что может быть страшнее для честного человека! Какой ужас! Беспредельная горечь и боль сжимают судорогой сердце. Нет! Нет! Это не случится, не должно случиться, — кричу я. — Партия и советское правительство и нарком Л П. Берия не допустят совершиться такой жестокой несправедливости.
Убежден, что при спокойном, беспристрастном расследовании, без отвратительной ругани, без злобы, без жутких издевательств необоснованность обвинения будет легко установлена.
Я глубоко верю, что правда и справедливость восторжествуют. Я верю, верю!
М. Кедров».
Несмотря на бесчеловечные издевательства и пытки, примененные к нему, М. С. Кедров упорно не хотел давать ложных компрометирующих его показаний, уличая следствие в фальсификации следственных материалов и вызывая злобу у Либенсона и Мешика.
Продолжая свои показания от 5 января 1940 г., Кедров писал:
«Чем больше обнаруживалась полная несостоятельность и недоброкачественность предъявленных мне обвинений, тем больше росли раздражение, злоба и ненависть против меня со стороны руководителей следствия — Мешика и Либенсона, тем усиливались меры воздействия» (т. л. д.).
После того, как Кедров на одном из допросов заявил, что он не совершил никаких преступлений, а всегда был верным сыном партии, он был брошен полураздетым в сырой и холодный карцер, представлявший собой темный, без окон погреб с глухими стенами.
На жалобу Кедрова, что он может погибнуть в результате бесчеловечного к нему отношения, Либенсон цинично ответил:
«Кабы сдох! Сразу бы прекратили дело за смертью обвиняемого».
В ответ на просьбы Кедрова о медицинской помощи по указанию Либенсона он был помещен в карцер на трое суток.
По поводу условий содержания его в карцере Кедров в своих показаниях пишет:
«...Это был не карцер, а форменный погреб, сырой, холодный с замурованным наглухо окном. Пол совершенно мокрый, загаженный экскрементами. Держали меня в подобном помещении в одном нижнем белье после перенесенной мной тяжелой гангрены ноги, это являлось совершенно ненужной жестокостью, грозившей рецидивом и ампутацией ноги» (т. л. д.).
В отдельных случаях, когда Кедрова допрашивал участвовавший в следствии и подчиненный Либенсону следователь Адамов, Либенсон и Мешик специально приходили на допрос, чтобы избивать Кедрова.
Допрошенный по этому поводу Адамов показал:
«...Когда я допрашивал Кедрова, он содержался в Лефортовской тюрьме.
Во время одного из допросов в июле 1939 г. ко мне в кабинет зашли Мешик и Либенсон, и Мешик спросил Кедрова: «Ну как, признаешься, старый черт!». На это
Кедров ответил, что ему признаваться не в чем, и он ни в чем не виноват. После этого Мешик и Либенсон избили Кедрова и вышли из кабинета» (т. л. д.).
Необходимо указать, что в архивном деле по обвинению М. С. Кедрова имеются четыре протокола допроса, проведенные с участием Либенсона. Однако, как видно из личного тюремного дела М. С. Кедрова, только Либенсон вызывал его «на допрос» 55 раз (т. л. д.).
Пытки и издевательства не сломили волю М. С. Кедрова. Ложных показаний, угодных Либенсону и Мешику, он не дал.
На сфальсифицированное Либенсоном обвинение в измене Родине, вредительстве и других контрреволюционных преступлениях Кедров ответил:
«...Категорически отрицаю предъявленное мне обвинение. Я виновным себя не признаю... Заявляю, что вся моя жизнь и преданная работа партии большевиков в течение 38 лет является убедительным опровержением предъявленных мне обвинений» (т. л. д.).
Дело по обвинению Кедрова было направлено на рассмотрение Военной коллегии Верховного суда СССР. В судебном заседании Кедров полностью опроверг выдвинутые против него обвинения, убедительно доказав свою невиновность.
Военная коллегия Верховного суда Союза ССР приговором от 9 июля 1941 года оправдала Кедрова и указала, что обвинение его не нашло подтверждения на судебном следствии, что это обвинение основано на клеветнических показаниях, которые опровергаются объяснениями Кедрова и документами дела (т. л. д.).
После вынесения оправдательного приговора Кедрова не освободили из-под стражи.
Сфальсифицированное Мешиком и Либенсоном клеветническое представление, в котором извращались факты, было направлено председателю Верховного суда Союза ССР с требованием отмены оправдательного приговора в отношении Кедрова, но Верховный суд оставил приговор в силе, не найдя оснований для его отмены. Однако и при таком положении, игнорируя советские законы, заговорщики продолжали содержать под стражей оправданного Верховным судом М. С. Кедрова, выжидая удобного момента, чтобы умертвить его.
Об осведомленности Либенсона по поводу готовящейся расправы над Кедровым свидетель Адамов показал:
«...От Либенсона я узнал, что Военная коллегия Верховного суда СССР вынесла по делу оправдательный приговор.
Либенсон тогда приказал мне из здания НКВД не уходить, так как придется писать протест на этот приговор.
Через несколько часов ко мне вновь зашел Либенсон и сказал, что я могу быть свободным, и что Кедров будет осужден в особом порядке» (т. л. д.).
1 ноября 1941 г. при наличии оправдательного приговора и отсутствии каких бы то ни было оснований, по преступному распоряжению Берия, Кедров М. С. был расстрелян в Саратовской тюрьме (т. л. д.).
В соответствии с изложенным Либенсону предъявлено обвинение в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 17-58-1 «б» и 58-8 УК РСФСР.
Привлеченный к настоящему делу и допрошенный в качестве обвиняемого Либенсон признал, что он участвовал в производстве следствия по делу Регентова и Бондаря, подписал ряд документов по этим делам в соответствии с указаниями Мешика (т. л. д.).
Либенсон признал, что он вел следствие по делу Кедрова Игоря и Голубева Владимира, участвовал в следствии по делу Батуриной, однако отрицает, что применял на допросах к ним меры физического воздействия (т. л. д.).
Либенсон признал, что он принимал участие в производстве следствия по делу Кедрова М. С., отрицая факты избиений Кедрова на допросах и фальсификации его дела.
Либенсон изобличается показаниями Мешика (осужден к ВМН) и свидетелей Мирошникова, Чекина, Адамова, Визеля, Албогачиева, Курушева, Сполохова, Регентова, Стадникова, Воробьева и др., а также материалами, документами дела и собственноручными письмами М. С. Кедрова (т. л. д.).
На основании изложенного —
Либенсон Ефим Михайлович, 1912 года рождения, уроженец с. Ново-Воронцовка, Херсонской области
обвиняется
в том, что являлся пособником изменнической заговорщической группы, возглавлявшейся врагом народа Берия.
В целях осуществления преступных замыслов изменнической заговорщической группы участвовал в террористических расправах с неугодными и опасными для заговорщиков людьми; применял к арестованным избиения и пытки; вымогал клеветнические показания и фальсифицировал следственные дела в отношении честных советских людей, которые впоследствии по этим материалам подвергались расстрелам.
Таким именно путем при его участии были умерщвлены: М. С. Кедров, И. М. Кедров, В. П. Голубев, А. В. Батурина и Г. И. Бондарь, т. е. в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 17-58-1 «б» и 58-8 Уголовного кодекса РСФСР.
Настоящее дело подлежит рассмотрению Военной коллегии Верховного суда Союза ССР.
Обвинительное заключение составлено « » марта 1955 г. в г. Москве
Военный прокурор Главной военной прокуратуры
полковник юстиции
Пограницкий
Тираж 20 экз.
№ 10919