Проект обвинительного заключения от 10 января 1955 г. по обвинению А. Н. Рапава, Н. М. Рухадзе, Ш. О. Церетели, К. С. Савицкого, Н. А. Кримяна, А. С. Хазана, Г. И. Парамонова и С. Н. Надарая

Секретно

ЦК КПСС

Представляем проект обвинительного заключения по уголовному делу по обвинению Рапава, Рухадзе, Церетели и других.

Полагаем, что дело это следует рассмотреть на открытом судебном процессе в городе Тбилиси с участием обвинения и защиты.

Приложение: Проект обвинительного заключения на 119 листах и три листа приложений.

Председатель Комитета

государственной безопасности

при Совете министров СССР

И. Серов

 

10 января 1955 г.

№ 3/лс

Резолюция и пометы:

Разослать членам Президиума ЦК КПСС, кандидатам

в члены Президиума ЦК КПСС и секретарям ЦК КПСС.

П45 (on.)

10.1.55 г. [подпись неразборчива]

Вопрос стоял в повестке заседания Президиума ЦК КПСС

22 января 1955 г. (пов. 104). Решение не записано.

[п.п.] Е. Сухов

В архив.

29.IV.55 [п.п] Чернуха

Секретно

«Утверждаю»

генеральный прокурор Союза ССР

действительный государственный

советник юстиции

Р. Руденко

« » января 1955 года

Обвинительное заключение

По уголовному делу № 0061 — по обвинению:

1.    РАПАВА Аквсентия Нарикиевича,

2.    РУХАДЗЕ Николая Максимовича,

3.    ЦЕРЕТЕЛИ Шалвы Отаровича,

4.    САВИЦКОГО Константина Сергеевича,

5.    КРИМЯНА Никиты Аркадьевича,

6.    ХАЗАНА Александра Самойловича,

7.    ПАРАМОНОВА Георгия Иовича,

8.    НАДАРАЯ Сардона Николаевича в преступлениях, предусмотренных

ст. ст. 58-1 «б», 58-8 и 58-11 Уголовного кодекса РСФСР.

Предварительным и судебным следствием по делу изменника Родины Берия и его сообщников Меркулова, Кобулова Б., Гоглидзе и др. установлено, что для осуществления своих изменнических замыслов эти враги народа образовали преступную заговорщическую группу

В период, когда враг народа Берия находился в Закавказье, в преступную деятельность заговорщиков был вовлечен ряд морально-разложившихся и скомпрометированных сотрудников НКВД Грузинской ССР, укрытых Берия от ответственности и готовых совершить по его заданию любое преступление против Советского государства.

В число их входили обвиняемые по настоящему делу Рапава А. Н., Рухадзе Н. М., Церетели Ш. О., Савицкий К. С., Кримян Н. А., Хазан А. С., Парамонов Г. И. и Надарая С. Н., назначенные Берия и его ближайшими сообщниками врагами народа Кобуловым и Гоглидзе на ответственные должности в НКВД — МГБ Грузинской ССР и активно участвовавшие в осуществлении преступных планов заговорщиков.

Пробираясь к власти, тщательно маскируя и скрывая свое преступное прошлое и вражеские связи с разведками иностранных государств, враг народа Берия избрал в качестве основного метода своей преступной деятельности клевету, интриги, различные провокации против честных партийных и советских работников, стоявших на пути его враждебных Советскому государству замыслов.

Пробравшись с помощью этих преступных методов на ответственные посты в Закавказье, а затем в МВД СССР, Берия и его сообщники, попирая социалистическую законность, совершали расправы с неугодными им людьми.

Подло обманывая партию и государство, участники заговорщической группы изменника Родины Берия использовали во вражеских целях свое служебное положение в системе Народного комиссариата внутренних дел.

В преступных целях истребления честных, преданных делу коммунистической партии и советской власти кадров заговорщики фальсифицировали следственные дела, производя массовые аресты невиновных людей, применяя к арестованным избиения и пытки.

Добившись от арестованных с помощью этих преступных методов вынужденных ложных признаний в государственных преступлениях и клеветнических оговоров в отношении других лиц, заговорщики, используя тройку при НКВД Грузинской ССР, совершали затем террористические убийства невиновных людей под видом репрессирования их за контрреволюционную деятельность.

Заговорщики подвергали преследованиям и гонениям, вплоть до физического уничтожения, честных сотрудников НКВД, отказывавшихся участвовать в фальсификации дел.

Враг народа Берия, постоянно сохраняя за собой руководство органами НКВД Грузии, расставил на руководящие должности в этом наркомате наиболее близких и преданных ему лично людей. Кроме своих ближайших преступных сообщников врагов народа Кобулова и Гоглидзе, им были выдвинуты на наиболее важные для заговорщиков должности в НКВД ГССР обвиняемые по настоящему делу Рапава, Рухадзе, Церетели, Савицкий, Кримян, Хазан, Парамонов и Надарая.

В 1937-1938 гг. обвиняемый Рапава являлся заместителем наркома, а позднее наркомом внутренних дел Грузии и состоял председателем тройки при НКВД ГССР.

Обвиняемый Рухадзе в тот же период был начальником Г агрского отдела НКВД, а затем начальником дорожно-транспортного отдела Закавказской ж[елезной] д[ороги]. В 1939 году Берия назначил Рухадзе начальником следственной части НКВД Грузии.

Обвиняемый Церетели являлся заместителем наркома внутренних дел ГССР, начальником управления милиция и членом тройки при НКВД Грузинской ССР

Обвиняемый Хазан состоял начальником 1-го отделения СПО НКВД Грузии, а затем помощником начальника СТО, т. е. помощником ныне осужденного к расстрелу ближайшего соучастника Берия — Б. Кобулова.

Обвиняемый Савицкий был в этот период начальником отделения, а затем помощником начальника 4-го отдела НКВД Грузии.

Обвиняемый Кримян являлся помощником начальника отделения, а затем заместителем начальника Следственной части НКВД Грузинской ССР.

Обвиняемый Парамонов в 1937 году, преследуя карьеристские цели, добился через Б. Кобулова, при содействии Савицкого, перевода из учетного отделения НКВД Грузии на следственную работу. В последующем Парамонов являлся особо приближенным лицом к врагу народа Гоглидзе.

Обвиняемый Надарая являлся начальником внутренней тюрьмы НКВД ГССР, а затем заместителем начальника и начальником личной охраны Берия.

Как установлено следствием, именно обвиняемым по настоящему делу Берия поручал непосредственное исполнение наиболее важных для него преступных заданий.

Так, обвиняемые Рапава, Рухадзе, Кримян, Хазан, Савицкий и Парамонов непосредственно участвовали в интриганской борьбе Берия против выдающегося деятеля коммунистической партии и Советского государства Серго Орджоникидзе, собирая клеветнические материалы против С. Орджоникидзе, вымогая ложные показания, подвергая с этой целью арестованных пыткам, фальсифицируя уголовные дела против родственников и друзей Орджоникидзе, а затем умерщвляя этих лиц под видом репрессирования за контрреволюционную деятельность. Кроме того, обвиняемые, выполняя преступные указания Берия, Гоглидзе, Кобулова, совершили террористические расправы с рядом других невиновных в каких-либо преступлениях лиц, заведомо ложно обвиняя их в контрреволюционной деятельности.

Являясь сообщниками изменника Родины Берия, обвиняемые Рапава, Рухадзе, Церетели, Савицкий, Кримян, Хазан, Парамонов и Надарая, как установлено следствием, совершили ряд тяжких государственных преступлений.

Конкретно виновность обвиняемых установлена в следующем:

Преступные методы, применявшиеся обвиняемыми для расправ

с неугодными им людьми

Предварительным и судебным следствием по делу Берия, Кобулова, Гоглидзе и других установлено, что, расправляясь с неугодными ему людьми, враг народа Берия, не располагая какими-либо данными, изобличающими этих лиц в преступлениях, лично составлял списки партийных и советских работников, подлежащих арестам. Затем эти списки передавались Гоглидзе или Б. Кобулову, которые поручали непосредственное исполнение террористических расправ обвиняемым по настоящему делу.

К материалам следствия приобщены фотокопии ряда подобных записок Берия, адресованных Гоглидзе и Б. Кобулову.

Так, в записке на имя Кобулова Б. от 17 июля 1937 года Берия предложил арестовать 14 человек. На препроводительном письме к этой записке имеется резолюция Кобулова от того же числа с поручением провести эти аресты обвиняемому Хазану (т. 46, л. д. 3 и 4).

В двух других записках также на имя Кобулова Б., датированных 25 октября 1937 года, Берия предложил арестовать «как врагов народа» еще 14 человек. В тот же день Кобулов написал резолюцию Хазану: «Всех немедленно арестовать» (т. 38, л. д. 40,41).

В записке на имя Гоглидзе от 3 ноября 1937 года Берия предложил арестовать 33 советских и партийных работника, в арестах и допросах которых участвовали обвиняемые по настоящему делу (т. л. д.).

В свою очередь, сообщники Берия после производства арестов получали от арестованных путем пыток и истязаний вымышленные показания в отношении новых лиц и представляли Берия сфальсифицированные протоколы допросов, а также списки лиц, упомянутых в показаниях. На этих документах Берия накладывал резолюции о производстве новых арестов, которые также производились обвиняемыми по настоящему делу.

К материалам следственного производства приобщено значительное число фотокопий справок и протоколов допросов арестованных, на которых против фамилий лиц, упомянутых в справках или показаниях, стоят резолюции Берия, Б. Кобулова, Гоглидзе о производстве немедленных арестов. Как правило, эти аресты производились без всякой проверки обоснованности и достоверности так называемых «изобличающих показаний» арестованных и без конкретизации этих показаний (т. 46, л. д. 1-76).

Так, например, к делу приобщена фотокопия справки, составленной обвиняемым Савицким 11 апреля 1938 года, на 5 лиц, упоминаемых в одном из показаний. Кроме сведений о том, где эти лица работают и что трое из них члены ВКП(б) и двое беспартийных, других данных на них не было. На этом документе имеется резолюция: «Арестовать. 23.IV. 1938 г. JI. Берия» и другая резолюция: «Савицкий, всех арестовать. 23.IV. 1938 г. Кобулов» (т. 46, л. д. 54).

Преступный порядок производства массовых арестов, установленный в Закавказье Берия, служил изменническим целям участников заговорщической группы, помогая им истреблять честных советских людей, так как объективная проверка вынужденных пытками показаний неизбежно показала бы их ложность и несостоятельность.

Для получения от арестованных ложных показаний и самооговоров Берия и его сообщниками применялась система избиений и пыток, используя которые, обвиняемые по настоящему делу фальсифицировали следственные дела.

По этому поводу обвиняемый Савицкий показал:

«Созданная Берия обстановка в 1937 г. позволяла ему, Гоглидзе, Кобулову арестовать любое неугодное им лицо и расправиться с ним путем получения на него нескольких показаний от других арестованных при помощи их избиения, и она в то же время обеспечивала сохранность людей, преданных Берия» (т. л. д.).

К делу приобщены фотокопии составленных участниками заговорщической группы протоколов допроса и иных документов с резолюциями Берия: «Крепко допросить», «Взять в работу и выжать все», «Надо нажать», что означало на условном языке, принятом между участниками заговорщической группы, применение избиений и пыток к арестованным. На этих же документах Гоглидзе и Кобуловым указывалось, кому из доверенных им лиц персонально поручалось выполнение этих преступных распоряжений Берия. Обычно такими исполнителями являлись обвиняемые Савицкий, Хазан, Кримян и другие (т. 46, л. д. 30, 37, 63 и др.).

Преступные методы, применявшиеся обвиняемыми во время расследования дел, характеризуются показаниями ряда свидетелей, допрошенных на предварительном следствии, и, по существу, не отрицаются самими обвиняемыми. В некоторых случаях применявшиеся к арестованным пытки были настолько тяжкими и мучительными, что люди умирали во время допросов, или умирали, находясь в особых камерах пыток (так называемые «горячие» и «холодные» камеры), или кончали жизнь самоубийством.

Ниже приводятся некоторые из показаний, характеризующих преступную обстановку, созданную в тот период обвиняемыми в НКВД Грузинской ССР.

Обвиняемый Надарая показал:

«Работая начальником внутренней тюрьмы на протяжении почти трех лет, я сам был свидетелем избиений арестованных, содержавшихся в тюрьме. Мне известно, что арестованных избивали систематически очень жестоко... В тюрьме арестованных избивали ремнями, веревками, палками. При избиениях над арестованными издевались.

Арестованных ставили на несколько суток в угол, по нескольку суток заставляли стоять с тяжелым грузом до тех пор, пока арестованный, изнемогая, не падал. Для этой цели к арестованному привязывали веревками стол, на стол укладывали различный груз и арестованный должен был все это держать на себе. В таком положении арестованный должен был стоять до полного изнеможения. Нередко арестованных избивали до того, что они потом умирали.

Организаторами всех издевательств над арестованными и жестоких избиений были: Б. Кобулов, Константин Савицкий, Никита Кримян и Хазан... В отношении Кобулова, Савицкого, Кримяна и Хазана работники НКВД не случайно говорили, что они могут расстрелять любого невиновного человека» (т. л. д.).

Аналогичные показания дал бывший надзиратель внутренней тюрьмы НКВД Грузинской ССР свидетель Сурмава Е. М., который показал, что в период своей службы там он видел:

«...Столько неописуемых безобразий, убийств арестованных, жестоких избиений их, пыток в буквальном смысле этого слова, что даже сейчас, спустя почти 16 лет, вспоминаю об этом с содроганием... Внутренняя тюрьма НКВД была до отказа забита заключенными. Достаточно сказать, что в 6-ти метровых камерах содержалось по 12-13 человек заключенных, которые не могли там не только лежать, но и сидя-то размещались с трудом. Если учесть жару, которая бывает в Тбилиси летом, то совершенно ясно, что сколько-нибудь длительное пребывание в такой камере превращалось в пытку. Однако эти мучения арестованных бывшее руководство НКВД Грузии усугубляло еще целым рядом изощренных издевательств.

Во внутренней тюрьме существовала так называемая «горячая» камера, в которой стояла страшная жара. Высокая температура в камере поддерживалась с помощью пара...

В зимнее время «горячая» камера использовалась как «холодная». Зимой, несмотря на холод, окно в этой камере распахивалось, а на пол иногда наливалась вода, чтобы создать совершенно нетерпимые условия для арестованного. Подследственные в «холодной» камере находились без обуви и в одном нижнем белье...

В ряде случаев подследственных на допросах убивали...

Много было таких арестованных, которых после избиений приходилось относить на руках в камеры в бессознательном состоянии.

Я вспоминаю, что буквально замертво с допроса, производившегося Кримяном или Савицким, я и другие надзиратели не раз уносили в камеру арестованного.

Жестоким пыткам на допросах подвергался также арестованный Мамия Орахелашвили» (т. л. д.).

Бывший врач тюрьмы № 1 г. Тбилиси свидетель Курели И. Г. подтвердил, что имели место многочисленные случаи смертей арестованных в результате избиений, причем акты о смерти оформлялась без вскрытия трупов со стандартным диагнозом «заболевание сердца». Курели также подтвердил факт существования так называемых «горячих» и «холодных» камер пыток и показал:

«Я не помню фамилий умерших в результате избиений их на следствии. Их было много, а я даже не знал фамилии пациента, так как нам не говорили, особенно пациентов во внутренней тюрьме... В документах медработники не отмечали причин смерти или заболевания заключенного, так как Шашуркин и Надарая это запрещали. Писалось, что человек умер от заболевания сердца и т. п. Отмечали, что имеются ушибы, хотя были раны и кровоподтеки, но тогда в отношения избитых арестованных стандартно писали, что нуждается в помощи от ушиба.

Приходя во внутреннюю тюрьму, я узнал о наличии в ней «горячих» и «холодных» камер, которые можно назвать лишь камерами пыток. В «холодную» камеру люди помещались в одном белье.

Однажды меня вызвали в такую камеру для оказания помощи, но чем я мог помочь, когда человек окоченел и ему нужны были тепло и уход. В «горячей» камере люди просили единственной помощи — воздуха» (т. л. д.).

Свидетель Тестова Т. С., работавшая фельдшерицей во внутренней тюрьме НКВД, показала:

«Мне приходилось наблюдать массовое избиение арестованных следователями. Обычно после допросов арестованные возвращались из кабинетов следователей сильно избитыми, некоторые из них доставлялись в камеры без сознания. Арестованные обращались за медпомощью с вывернутыми пальцами, на их теле были сплошные рубцы, кровоподтеки. Ступни ног у арестованных были избиты до такой степени, что с них слезала вся кожа, и они представляли одну кровоточащую, сплошную рану. Эти массовые зверские избиения особенно врезались мне в память» (т. л. д.).

Бывшая медсестра внутренней тюрьмы Цверкнава А. К., допрошенная на следствии в качестве свидетеля, полностью подтвердила показания свидетеля Тестовой и других (т. л. д.).

В этой преступной обстановке массовых арестов, избиений и пыток невиновных людей, созданной участниками контрреволюционного заговора Берия, все обвиняемые по настоящему делу выделялись своей особой жестокостью, вследствие чего именно им главари заговорщической группы Берия, Гоглидзе, Кобулов давали наиболее конспиративные и важные для заговорщиков преступные поручения. О подобной роли обвиняемых Рапава, Рухадзе, Церетели, Савицкого, Кримяна, Хазана и Парамонова дали показания свидетели: Гульст, Керкадзе, Маргиев, Мшвидобадзе, Маградзе, Маркелов, Бабалов, Окрошидзе, Прошичев, Сусанов, Арзанов, Ароян, Гомелаури и многие другие.

Мшвидобадзе В. И., дело по обвинению которого было сфальсифицировано по указанию Рапава, допрошенный в качестве свидетеля, показал:

«Добиваясь от меня признательных показаний, меня во время допросов избивали. Только в присутствии бывш[его] министра Рапава меня избивали 17 раз. По указанию Рапава меня избивали четыре работника МГБ (фамилии которых я не знаю)» (т. 34, л. д. 36-42).

Бывший надзиратель внутренней тюрьмы свидетель Ковшов С. Г. показал:

«Особой жестокостью отличались следователи: Хазан, Кримян, Савицкий и Парамонов. От них выводили арестованных сильно избитыми. В кабинете стояли стоны арестованных и ругань следователей. Следователь предлагал мне постоять за дверью, и в это время слышишь как следователь, сильно матерно ругаясь, называл по-всякому арестованного, кричал: «Подпиши», а арестованный говорил следователю: «Зачем подписывать? Я не виноват», но подписывал, и мы его уводили. Что за документы подписывал арестованный, я не знаю» (т. л. д.).

Свидетель Бабалов показал:

«Наибольшее количество дел на руководящих партийных и советских работников вели Хазан, Савицкий и Кримян. Эти люди получали показания от арестованных в результате применения к последним жестоких репрессий. Протоколы допросов ими писались заранее. После избиений арестованных заставляли подписывать такие показания...

Савицкий, Кримян, Хазан были близкими, доверенными людьми Кобулова, и их знал Берия. Им доверялось ведение следствия по наиболее крупным, ответственным делам. Они были физическими исполнителями по расправе с лицами, неугодными для Берия... Савицкий и Кримян особенно изощрялись в применении различных методов следствия на арестованных» (т. л. д.).

Бывший начальник отделения 3-го отдела НКВД Грузинской ССР Гульст 3. Н., допрошенный по делу в качестве свидетеля, показал, что среди сотрудников наркомата обвиняемые Савицкий, Хазан, Кримян и Парамонов были известны как фальсификаторы уголовных дел, прибегавшие к бесчеловечным методам ведения допросов с целью получения от арестованных клеветнических показаний.

Зная о том, что эти обвиняемые пользуются особым покровительством со стороны Гоглидзе и Кобулова, остальные сотрудники наркомата боялись их.

Гульст показал:

«Савицкого, Хазана, Кримяна и Парамонова я могу охарактеризовать как ближайших сообщников Гоглидзе и Кобулова по расправам над советскими гражданами. За ними прочно укрепилась «слава» как за «специалистами» создавать, фабриковать дела, истязать, калечить и истреблять невиновных людей.

Сотрудники и лично я боялись попадаться им на глаза, чтобы не попасть в число соучастников антисоветских групп или заговорщиков. С целью понуждения необоснованно арестованных советских граждан к признанию в мнимой контрреволюционной деятельности, они широко применяли извращенные методы следствия. Для других сотрудников они как бы являлись «учителями» в этом деле.

Лично я как по поступавшим ко мне донесениям камерной агентуры, так и сам слышал, как из кабинетов Савицкого и Кримяна раздавались душераздирающие крики, вопли и стоны.

Все следствие было сосредоточено фактически в руках Савицкого, Хазана, Кримяна и Парамонова. По их справкам и выбитым показаниям от арестованных производились при отсутствии каких-либо доказательств вины аресты других лиц...

Савицким, Кримяном, Хазаном в НКВД ГССР широко применялось избиение арестованных резиновыми палками, веревками, применялись карандаши для выкручивания пальцев рук, навешивание на арестованных, стоявших в положении «смирно», различных тяжестей: чемоданов с грузом, столов, стульев и др. предметов.

С целью получения «признательных» показаний, вернее понуждения к самооговору, были созданы так называемые «горячие» и «холодные» камеры. Наряду с этим практиковались допросы «конвейером», в результате которых арестованные не имели отдыха и сна, методы психического воздействия.

Вновь арестованных помещали «для наглядного показа» к лицам, уже подвергнутым «обработке». Видя избитых, слушая их рассказы о пытках, отдельные арестованные при вызове к следователю предпочитали сразу же давать «признательные» показания» (т. л. д.).

Характеризуя преступные методы ведения следствия, применявшиеся обвиняемым Хазаном, свидетель Маргиев И. И., работавший надзирателем во внутренней тюрьме НКВД и неоднократно выводивший арестованных на допросы к Хазану, показал:

«Хазан начинал бить арестованных сразу, как только заводили их к нему в кабинет. Избиение начиналось с ударов кулаком в область головы еще при надзирателе, а затем продолжалось в течение всего допроса, причем Хазан бил туго скрученным жгутом из веревки, намоченном в воде, резиновыми плетками и пр. Если другие следователи как-то скрывали, что они бьют арестованных, Хазан, наоборот, делал это, никого не стесняясь... С допроса из кабинета Хазана неоднократно приходилось двум надзирателям выносить окровавленных людей, потерявших сознание, которым затем врач тюрьмы оказывал помощь... У меня сложилось впечатление, что он избивал каждого, кто попадал к нему на допрос... Были случаи, когда арестованные после допросов не могли стоять на ногах, так как у них были разбиты в результате избиений ступни ног и представляли из себя кровавую корку, покрывавшую всю ступню. Ноги были опухшие, на теле имелись множественные кровоточащие царапины и кровоподтеки» (т. л. д.).

Аналогичные показания по поводу преступных методов, применявшихся Хазаном, дали допрошеные на следствии его соучастники по преступной деятельности. Так, обвиняемый Кримян показал о Хазане следующее:

«Хазан был правой рукой Кобулова. Он задавал тон по применению репрессий, пользовался особым доверием у Гоглидзе, Кобулова и оказывал даже на них некоторое влияние. У всех сотрудников о Хазане было мнение как о страшном липаче. Все сотрудники его боялись... О тех сотрудниках, которые не добивались «признательных» показаний или неактивно применяли репрессии, Хазан говорил: «Видимо, они сочувствуют троцкистам и связаны с ними» (т. л. д.).

Другой соучастник Хазана, обвиняемый Савицкий, показал:

«Хазана я знал как жестокого человека, карьериста, интригана, подхалима, стремившегося влезть в доверие к начальству. Это был какой-то человеконенавистник... Хазан неоднократно мне в присутствии других сотрудников, Парамонова и Кримяна, говорил, что если при встрече человек не смотрит ему в глаза и у человека угрюмый вид, то это враг... Когда же попадавшийся навстречу Хазану человек раскланивался с ним и улыбался ему, то Хазан говорил, что это враг, так как только человек с нечистой совестью мог лебезить перед ним.

Все сотрудники аппарата НКВД Грузии боялись Хазана, ибо считали, что он на любого может сфабриковать дело» (т. л. д.).

В конце 1937 года обвиняемый Рухадзе был направлен в распоряжение Кобулова для участия в следствии по делам, расследовавшимся в НКВД Грузии. По этому поводу Рухадзе показал:

«В качестве прикомандированного к НКВД Грузии я был, как мне помнится, с августа по первые числа ноября 1937 г. и находился в подчинении у Кобулова Б., являвшегося тогда начальником секретно-политического отдела НКВД Грузинской ССР... Кобулов приказал Кримяну или Хазану помочь мне в проведении очной ставки между арестованными Вардзиели и Орахелашвили. Очная ставка эта носила сугубо формальный характер и продолжалась не более 5-10 минут, причем, хотя Орахелашвили тогда и называл Вардзиели участником антисоветской организации, я все же пришел к выводу, что Орахелашвили оговаривает Вардзиели в результате применения к нему мер физического воздействия...

На этом очная ставка была прервана, а после нее Вардзиели был избит подошедшим в ходе очной ставки Хазаном. Бил Хазан Вардзиели по пяткам специальным металлическим никелированным прутом с продолговатым резиновым наконечником... Впоследствии Орахелашвили и Вардзиели были расстреляны» (т. 8, л. д. 326-328).

Тогда же, как утверждает Рухадзе, ему стало известно о том, что работники, подчиненные Кобулову, вымогают показания на С. Орджоникидзе, и в этой связи он предупредил своего брата Рухадзе М., чтобы он к октябрьским праздникам 1937 г. не вывешивал портрета С. Орджоникидзе (т. л. д.).

Следует указать, что, расправляясь с честными работниками органов НКВД и в то же время спасая от разоблачений своих соучастников, враги народа Берия, Гоглидзе и Кобулов умышленно изменили обычную практику проверки компрометирующих материалов на сотрудников НКВД в аппарате особоуполномоченного и поручили это лично Хазану. Ему же было предоставлено право возбуждать уголовные дела против сотрудников НКВД по обвинению их в контрреволюционных преступлениях. Получив такие полномочия, Хазан стал обвинять в пособничестве врагам тех сотрудников НКВД, которые отказывались участвовать в фальсификации следственных дел и террористических расправах с неугодными Берия и его сообщникам людьми.

Установлено также, что Хазан использовал эти предоставленные ему особые полномочия для сведения личных счетов.

Характеризуя Хазана в тот период, свидетель Барский показал:

«Если ему (Хазану) кто-нибудь не так поклонился или задал вопрос, как дела, он делал вывод, что интересуются следствием по делу правых и троцкистов, и сейчас же делал соответствующие заметки в наблюдательном деле задавшего вопрос» (т. л. д.).

Свидетель Квирикашвили показал:

«В отношении Хазана нужно сказать, что каждый сотрудник НКВД брался под подозрение, создавалась атмосфера недоверия друг к другу» (т. л. д.).

Аналогичные показания дали свидетели Милова, Мовсесов и Кукутария.

Не ограничиваясь непосредственным участием в террористических расправах над невиновными людьми, совершаемых участниками преступной заговорщической группы Берия в НКВД ГССР, обвиняемые организовали подобные же преступления в периферийных органах наркомата. Так, из показаний свидетеля Бадьяна видно, что обвиняемый Церетели специально выезжал в Боржоми для инструктирования сотрудников районного отделения НКВД по поводу того, как применять избиения и пытки, «как бить» и «чем бить» (т. л. д.).

Обвиняемый Рухадзе, являвшийся в 1937-1938 гг. начальником Гагрского отдела НКВД Грузии, действовал такими же преступными и бесчеловечными методами, как и другие обвиняемые.

Допрошенный по этому поводу бывший заместитель Рухадзе — свидетель Васильев показал:

«В 1937 г. Рухадзе, вернувшись из Тбилиси, собрал оперативный состав Гагрин-ского отдела и оперпунктов... Как заявил Рухадзе, арестованных, не дающих показаний с признанием свое вины, не называющих своих соучастников, на допросах нужно бить до тех пор, пока они не будут давать таких показаний.

Кто из оперативных работников не будет выполнять этих указаний, будет рассматриваться сам как враг народа и пособник врагам...

С этого времени начались массовые избиения и истязания различными способами, как кому приходило на ум... Дело доходило до того, что арестованных забивали на допросах до смерти, а затем оформляли их смерть как умерших от паралича сердца и по другим причинам.

Однажды я зашел в кабинет оперуполномоченного Серебрякова (осужден), у которого сидел на допросе один из арестованных (эстонец), и на мой вопрос Серебрякову, как дела, он ответил, что арестованный молчит и не отвечает на вопросы.

Я посмотрел на арестованного, он был мертв. Тогда я спросил Серебрякова, что он с ним сделал, и он мне показал свернутую проволочную плеть пальца в два толщиной, которой он бил этого арестованного по спине, не заметив того, что тот уже мертв.

Многие арестованные после подобных допросов умирали в камерах.

Такой метод ведения следствия по делам привел к тому, что все камеры горотдела были забиты до отказа арестованными, которые не могли в камерах сесть, а стояли, и для того, чтоб получить на допрос арестованного, нужно было буквально вытаскивать его из камеры.

На допросах арестованные в результате избиений и истязаний называли целыми списками своих знакомых и родственников, которые в протоколах допроса оговаривали новых лиц. Показания их не проверялись, и производились все новые и новые аресты.

Достаточно было арестованному с помощью следователя упомянуть фамилию любого человека, которого арестованный знал по совместной работе или был знаком лично с ним, как это лицо подвергалось аресту как участник контрреволюционной организации.

Инициатором и застрельщиком всех беззаконий являлся сам Рухадзе, который также ежедневно избивал арестованных и считал наиболее хорошими работниками тех, у которых много арестованных и которые получают показания на других лиц.

Дело дошло до того, что для оперативных работников был установлен лимит — заканчивать в день до 10 следственных дел на тройку» (т. л. д.).

Аналогичные показания дали свидетели Свиридов и Постолов, работавшие в

1937 году в Гагрском отделе НКВД ГССР.

Свидетель Свиридов показал:

«После указания Рухадзе начались массовые избиения арестованных и применение к ним мер физического воздействия. Били всех арестованных, которые не давали показаний. Каждый сотрудник сделал себе соответствующее «орудие» в виде веревки, обмотанной проволокой, шнуром, палки, самодельные резиновые дубинки из автопокрышек и т. д.

Арестованных били днем и ночью. При этом нужно заметить, что крики избиваемых были слышны на улице и жителям примыкавших к горотделу домов.

После избиений арестованных заставляли длительное время стоять на ногах с поднятыми вверх руками. Такие «стояния» продолжались долго, причем у этого арестованного попеременно дежурили сотрудники горотдела. Были случаи, когда арестованные падали от изнеможения, их поднимали, давали немного передохнуть и вновь ставили в такое положение.

Рухадзе лично истязал арестованных, причем делал это в наиболее изощренных и зверских формах» (т. л. д.).

Свидетель Свиридов показал:

«В середине 1937 г. в бытность начальником Гагрского отдела НКВД Рухадзе начались массовые аресты граждан. Мне неоднократно приходилось бывать в отделе и стать свидетелем того, что подследственных подвергали репрессии...

Я был очевидцем, как сам лично Рухадзе избивал подследственного, если не ошибаюсь, Леткемана». (т. 41, л. д. 340- 343)

Участие Рухадзе в истязании арестованного Леткемана подтвердил упомянутый выше свидетель Свиридов, который показал:

«Рухадзе, я это видел лично, бил Леткемана кулаком в живот и по голове, бил его веревочным шнуром, а однажды дошел до того, что привязал к половым органам Леткемана шпагат и стал дергать его, требуя показаний от Леткемана. Я в это время составлял протокол допроса Леткемана и лично видел эту картину» (т. л. д.).

Бывший сотрудник Гагрского отдела НКВД Парцхаладзе Н. К., подтверждая факты массовых избиений, показал:

«В одном помещении находилось по 30-40 и более арестованных, причем арестованные, подвергавшиеся избиению на следствии, возвращались в помещение, где находилось много других арестованных, в том числе и таких, которые проходили по одному делу. Видя избитых на следствии арестованных, другие, боясь применения к ним таких же мер физического воздействия, были готовы давать любые показания, которые требовало следствие. Так было, например, с группой арестованных по обвинению в принадлежности к дашнакской а[нти]советской] организации в составе 80-90 человек из Пилинковского подрайона...

Среди этих арестованных были совершенно неграмотные люди, которые вообще не знали, что представляет собой дашнакская организация. Следствие по этому делу вели Мартиросов и другие сотрудники Гагрского горотдела под непосредственным руководством Рухадзе» (т. л. д.).

В приведенных выше показаниях свидетеля Васильева упоминается о том, что в ряде случаев производимые преступными методами допросы обвиняемых заканчивались смертью арестованных. Это подтвердил также ряд других свидетелей.

Так, быв[ший] сотрудник Гагрского отдела свидетель Калантаров Н. Н. показал:

«...В основном из видов репрессий как со стороны Рухадзе, а также и других сотрудников в отношении арестованных применялись избиения. Кроме того, арестованных заставляли стоять продолжительное время с поднятыми руками, не давали пищи, воды и проч... Было два случая смерти арестованных, из них один умер в камере, а другой — в кабинете следователя во время применения репрессий. Как помнится, один из них был по национальности немец и следствие по его делу вел лично Рухадзе» (т. 20, л. д. 168-169).

Факты убийств арестованных на допросах подтвердили также свидетели Анджапаридзе Н. Т., Бабунашвили Г. С., Свиридов Н. В. и другие.

Враги народа Берия, Б. Кобулов, Гоглидзе, насаждая среди подчиненных им следователей убеждение в безнаказанности произвола и беззакония, избиений и пыток арестованных и других преступных нарушений установленного советскими законами порядка ведения следствия, ставили обвиняемых по настоящему делу в пример другим следственным работникам и обязывали их «учиться» у Рухадзе, Рапава, Хазана, Кримяна и других обвиняемых ведению следствия.

В этом отношении характерны показания свидетеля Окуджава:

«...Я был назначен следователем в следчасти, начальником которой был Рухадзе... ...Шла слава о следователях Савицком, Хазане и Кримяне, которые из арестованного «отбивную котлету» делали и получали нужные им показания. В то время они были героями, их имена произносились с трепетом, они были примером, на котором воспитывались мы — молодые следователи. Я сам мечтал в то время иметь такие способности, как Кримян или Савицкий. Теперь только стало понятно, что это были палачи Берия, а в то время искусственно создавался ореол славы вокруг этих лиц. Они считались опытными следователями, у которых нужно учиться, как допрашивать арестованных, чтобы получить от них признательные показания» (т. л. д.).

Свидетель Арзанов В. Г., работавший в качестве помощника Кримяна, характеризуя преступную деятельность Кримяна, Хазана, Савицкого и Парамонова, показал:

«Савицкий, Кримян, Хазан и работавший на пару с Савицким Парамонов считались лучшими следственными работниками, могущими заставить любого арестованного давать нужные показания. Остальные следователи должны ориентироваться на этих следователей, учиться у них. Гоглидзе и Кобулов покровительствовали им, а Парамонов был наиболее приближенным человеком Гоглидзе, его доверенным лицом.

Наблюдая деятельность этих следственных работников, которых руководство НКВД Грузии считало лучшими, я сразу же убедился, что их поведение было несоветским, противозаконным...

Производимое ими «следствие» было по существу терроризированием людей из числа партийно-советского актива, а также руководящих работников разных ведомств, так как только Савицкий, Кримян, Хазан и Парамонов вели дела на крупных работников. Следствие они начинали стандартно по каждому делу, путем избиения, вымогая показания» (т. л. д.).

Сфальсифицированные обвиняемыми по настоящему делу уголовные дела направлялись для рассмотрения на тройку при НКВД ГССР, в состав которой входили обвиняемые Рапава и Церетели.

Используя тройку, заговорщики совершали террористические убийства невиновных людей под видом их репрессирования за государственные преступления.

Являясь особо доверенным и приближенным к Берия соучастником его преступной деятельности, обвиняемый Рапава, будучи в это время председателем тройки при НКВД ГССР, выносил преступные решения о расстрелах неугодных ему и Берия невиновных людей. Так, под председательством Рапава тройкой при НКВД ГССР были вынесены решения о расстреле 18 невиновных людей, арестованных по сфальсифицированному Рухадзе уголовному делу о так называемой дашнакской террористической организации, а также преступные решения о расстреле необоснованно арестованных Э. Вашакидзе, Ш. Киладзе, Джатиева и многих других. (См. раздел 2 обвинительного заключения.)

В период 1937-1938 гг. Берия осуществлял расправы с невиновными людьми также с помощью своего сообщника обвиняемого Церетели, являвшегося членом тройки.

Обвиняемый Хазан по этому поводу показал:

«Нужно отметить, что в состав тройки Берия взял угодных ему людей — председательствовали Гоглидзе либо Рапава, членом тройки был Ш. Церетели, человек тупой, жестокий... способный в угоду Берия и Гоглидзе соглашаться с любыми предложенными ими решениями» (т. л. д.).

Установлено, что Церетели участвовал в заседаниях тройки с 11 августа 1937 г. по 13 июля 1938 г., подписав ряд решений по сфальсифицированным заговорщиками делам, в частности решения о расстреле близких родственников Серго Орджоникидзе — Орджоникидзе П. К., Орджоникидзе Д. Г., Орджоникидзе С. 3., ложно обвиненных в контрреволюционных преступлениях. Все они были расстреляны (т. л. д.).

Церетели с Кобуловым Б. вдвоем 23 мая 1938 г. приняли преступное решение о расстреле жителей так называемой Мамукинской деревни: Давидова, Багдасарова, Манучаровых, Размадзе, Ростомова, заведомо ложно обвиненных в подготовке террористических актов против Кобулова и Гоглидзе (т. л. д.).

Церетели подписал также решение «тройки» о расстрелах заведомо ложно обвиненных в к-p преступлениях Вашакидзе Э. А. и Киладзе (т. л. д.).

В настоящее время все перечисленные выше дела Военной коллегией Верховного суда СССР прекращены за отсутствием состава преступления в действиях лиц, расстрелянных по решениям тройки, и эти лица посмертно реабилитированы.

По решению тройки, подписанному Церетели, был расстрелян один из авторов книги «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье»—Бедия Е. А., рассказавший в частных беседах о том, что он является фактическим автором этой работы, и вследствие этого арестованный обвиняемым Рапава по прямому указанию Берия.

Следствием установлено, что бесчеловечные избиения и пытки арестованных применялись обвиняемыми по настоящему делу не только в период ведения предварительного следствия, но в ряде случаев также и после осуждения арестованных к расстрелу.

В этих случаях участники заговорщической группы преследовали цель, используя подавленное психическое состояние осужденных, вынудить от них при помощи пыток ложные показания в отношении других невиновных лиц.

Свидетель Ковшов С. Г., подтверждая это, показал:

«Следователи Хазан, Парамонов, Савицкий и Кримян неоднократно вызывали днем к себе заключенных, заставляли подписывать показания, а в ту же ночь этих заключенных мы вывозили на расстрел. Эти же следователи иногда приходили в комендатуру, когда арестованных связывали, вывозили на расстрел. Помню, что заключенные говорили этим следователям: «За что меня на расстрел ведете? Я не виноват» (т. л. д.).

Быв[ший] начальник тбилисской тюрьмы Окрошидзе показал, что обвиняемые Савицкий, Кримян и Хазан входили в так называемую «группу Кобулова Б.» и, как указал свидетель, «особо отличались в зверствах».

Окрошидзе показал также, что обвиняемые по настоящему делу участвовали в истязаниях арестованных перед расстрелом с целью понуждения их к даче ложных показаний. В подтверждение этого свидетель привел в числе других фактов следующее:

«...В 1937 г. в тюрьму № 1 в числе других арестованных был доставлен Двали, как мне припоминается, это был шофер начальника управления милиции Хмаладзе, также арестованного...

Двали был приговорен к расстрелу, и с группой других приговоренных его готовили вести на расстрел, причем руки его были связаны, и он сидел в кузове автомашины. В это время в тюрьму прибыл Кримян и потребовал, чтобы Двали привели в мой кабинет, куда пришел и Кримян. Когда привели Двали, Кримян спросил — хочет ли он рассказать о своих преступлениях. Двали ответил, что он ничего не знает и ни в чем не виноват.

Тогда Кримян ударил связанного Двали, который упал на пол, и лежащего Кримян начал топтать ногами. Несколько минут Кримян топтал его ногами, требуя дать показания, но Двали твердил, что он ничего не знает и ни в чем не виноват. Потом надзиратели унесли Двали, положили его в машину и увезли на расстрел» (т. л. д.).

Свидетель Гульст 3. Н. об участии обвиняемых по настоящему делу в избиениях арестованных перед расстрелом показал:

«Савицким, Кримяном, Хазаном и Парамоновым также практиковалось избиение лиц, осужденных к расстрелу перед приведением приговоров в исполнение. К этому привлекались и другие следователи» (т. л. д.).

Из показаний обвиняемого Савицкого видно, что зверские избиения арестованных непосредственно перед расстрелом производились по распоряжению Берия, который заявил: «Перед тем, как им идти на тот свет, набейте им морду» (т. л. д.).

Следствием по настоящему делу установлено также, что осуществляя избиения осужденных к смертной казни перед приведением в исполнение расстрела, обвиняемые Савицкий, Парамонов и Кримян действовали не как простые исполнители преступных распоряжений врага народа Берия, но совершали эти преступления и по собственной инициативе, внося в них особую жестокость и изощренность. Это подтверждается показаниями ряда свидетелей.

Свидетель Арзанов показал, что перед расстрелом Лордкипанидзе Кримян послал его к нему для подписи сфальсифицированного протокола допроса. После же того, как Лордкипанидзе отказался подписать этот протокол, Кримян подделал сам его подпись (т. л. д.).

Графической экспертизой установлено, что действительно некоторые подписи под протоколами допросов в деле Лордкипанидзе являются поддельными.

Свидетель Тестов, бывший надзиратель внутренней тюрьмы НКВД ГССР, выводивший Лордкипанидзе на расстрел, подтвердил, что один из оперативных сотрудников предлагал Лордкипанидзе подписать протокол, но последний отказался это сделать, говоря, что он уже «дал» много показаний в отношении невиновных людей (т. л. д.).

Свидетель Глонти на вопрос — известны ли ему случаи, когда осужденных к расстрелу перед приведением смертной казнь в исполнение избивали, показал:

«Да, таких случаев было много. В этих избиениях принимали участие Кримян, Савицкий, Парамонов, А. Кобулов, Лазарев и другие.

Я вспоминаю, что однажды Кримян, Савицкий, Гамсахурдия начали избивать осужденного Дзидзигури на глазах других осужденных сразу же, как только все они были размещены в грузовой автомашине, чтобы следовать к месту расстрела. Я лично видел, как Кримян, Савицкий и Гамсахурдия беспощадно били Дзидзигури рукоятками и убили его еще до расстрела.

Помню также, что Кримян, Арушанов и еще кто-то так избили во время следования к месту расстрела осужденного Слобода Константина, что превратили его лицо в оплошную кровавую маску...

Страшно были избиты во время следования к месту расстрела и бывшие сотрудники органов госбезопасности Морковин и Максименко. Били их Савицкий и Кримян. Во время избиений Морковина Савицкий и Кримян обвиняли его в том, что он не присваивал им очередные специальные звания, и издевательски спрашивали его: «Ну как, теперь ты присвоишь нам звания?»

...Жуткие сцены разыгрывались и непосредственно на месте расстрела. Кримян, Хазан, Савицкий, Парамонов, Амаяк Кобулов... как цепные псы набрасывались на совершенно беспомощных, связанных веревками людей, и нещадно избивали их рукоятками пистолетов.

Иногда при таких сценах присутствовал Кобулов Б., который наблюдал все эти дикие картины.

У меня отчетливо сохранилось в памяти, что перед расстрелом многие осужденные кричали, что они ни в чем не виноваты, проклинали Берия, Кобулова и Гоглидзе, называли их кровопийцами...

В моем присутствии осужденный быв[ший] сотрудник органов госбезопасности Чхаидзе Датико, стоя на краю могилы, говорил, что его расстреливают только потому, что он не мог в угоду Берия, Кобулову, Гоглидзе и другим посылать на расстрел ни в чем не повинных людей, что за отказ быть сообщником Берия он погибает...» (т. л. д.).

Свидетель Гомелаури М. Г., работавшая машинисткой тюрьмы № 1 г. Тбилиси, показала об обвиняемом Парамонове следующее:

«...Обычно в тюрьму приезжал Парамонов вместе с другими следователями. Все они были, как правило, пьяные и перед выводкой арестованных приступали к избиениям.

Я помню, что Парамоновым был избит бывший сотрудник Зеленцов, который в прошлом когда-то являлся начальником Парамонова. Перед вывозом Зеленцова на расстрел Парамонов вызвал его и во дворе тюрьмы (место у нас называлось хозяйственным двором) приступил к избиению Зеленцова. Я слышала удары, стоны и крики Зеленцова. Зеленцов умер во дворе тюрьмы» (т. л. д.).

Инспектор тбилисской тюрьмы свидетель Су санов А. М., подтвердив, что Парамонов перед расстрелом забил до смерти своего бывшего начальника Зеленцова, показал и о том, что избиения арестованных производил также обвиняемый Надарая с помощью подчиненной ему особой команды.

Сусанов показал:

«...Команда эта вела себя безобразно по отношению к заключенным, приговоренным к расстрелу. Процедура приема приговоренных к расстрелу проходила в комендатуре, куда поодиночке вызывались приговоренные. За столом в комендатуре сидел Надарая и вместе с ним два его помощника. Удостоверившись путем опроса в личности приговоренного, Надарая садился на свое место, а его помощники набрасывались на заключенного и начиналось зверское избиение. Я знаю такой случай, когда приговоренного к расстрелу быв[шего] начальника У СО Зеленцова забили на смерть и в машину отнесли уже труп. В этом зверском избиении главную роль играл приехавшим из НКВД следователь Парамонов, который, видимо, и убил Зеленцова. После того, когда Зеленцов был убит, Парамонов рассказывал, что Зеленцов был его начальником и придирался к нему, как он выразился — «жизни не давал»...

Надо сказать, что Парамонов участвовал почти во всех случаях избиений арестованных, приговоренных к расстрелу. Чувствовалось, что он испытывал какое-то наслаждение, когда избивал арестованных, приговоренных к расстрелу, — он знал, что жаловаться на него не будут, и давал полную волю своим темным подлым инстинктам. Это был настоящий садист...» (т. л. д.).

Показания свидетеля Сусанова находят подтверждение в ряде других материалов дела, характеризующих обвиняемого Надарая как активного сообщника Берия в расправах с неугодными ему людьми.

Надарая специально для этой цели в 1937 году был назначен Берия начальником внутренней тюрьмы НКВД Грузинской ССР. При этом Берия особо приблизил к себе Надарая, сделав его участником своих поездок на рыбную ловлю, на загородные пикники и т. д., участие в которых принимали лишь некоторые приближенные к Берия лица.

Следствием установлено, что Надарая заведомо знал, что Берия и его соучастники производят уничтожение невиновных людей.

Из приведенных выше показаний свидетеля Курели видно, что Надарая принимал меры к сокрытию фактов избиений, пыток и истязаний арестованных, которые применялись к ним во время следствия. В частности, он категорически запрещал врачам указывать действительные причины заболевания или смерти арестованных, наступивших в результате применения к ним мер физического воздействия (т. л. д.).

Вместе с тем следствием установлено, что, являясь начальником внутренней тюрьмы НКВД Грузинской ССР, Надарая сам принимал участие в пытках и истязаниях арестованных с целью получения от них ложных самооговоров и вымышленных показаний в отношении других лиц, а также участвовал в избиениях арестованных перед расстрелом (т. 43, л. д. 339-440).

На допросе Надарая показал:

«...Среди сотрудников были разговоры, и я это сам слышал, что Берия, Кобулов, Гоглидзе, Савицкий, Хазан и Кримян много расстреляли неугодных им людей, избивая арестованных и фабрикуя дела» (т. 40, л. д. 75).

И далее он же показал:

«Во время исполнения приговоров и решений тройки осужденные мне иногда говорили перед смертью, что они расстреливаются ни за что» (т. 41, л. д. 28).

Следствием установлено, что преступные методы следствия и фальсификация следственных дел применялись обвиняемыми как в бытность Берия в Грузии, так и после того, как Берия удалось проникнуть на пост наркома внутренних дел СССР.

Переводя из Грузии в НКВД СССР своих ближайших соучастников Гоглидзе и Кобулова, Берия назначил наркомом внутренних дел Грузинской ССР своего сообщника Рапава, а начальником следственной части наркомата — другого своего соучастника, Рухадзе.

Возглавив наркомат внутренних дел ГССР, Рапава и Рухадзе продолжали применять истязания и пытки арестованных для вымогательства у них вымышленных показаний и фальсификации следственных дел.

Так, заподозрив бывшего секретаря парткома НКВД Грузии Керкадзе М. И. в том, что он на съезде КП Грузии голосовал против Берия, Рапава и Рухадзе арестовали Керкадзе и его жену и подвергли их жестоким пыткам.

Добившись таким путем «признаний» от Керкадзе, что он на съезде КП(б) Грузии голосовал против Берия, обвиняемый Рухадзе доставил арестованных Керкадзе в Москву к Берия, где их допрашивали Берия, Меркулов, Кобулов и Рухадзе, а затем оба арестованных были осуждены особым совещанием при НКВД СССР якобы за антисоветскую агитацию.

Тогда же, в 1939 г., Рапава и Рухадзе без всяких оснований арестовали быв[шего] заведующего отделом руководящих и партийных органов Абхазского обкома КП(б) Грузии Чака-Берия В. С., сфальсифицировали на него дело, и несмотря на неоднократные указания прокурора об освобождении Чака-Берия как незаконно арестованного, преступники продолжали содержать Чака-Берия под стражей. Чака-Берия умер в тюрьме (т. 45, л. д.).

Подробно обстоятельства фальсификации обвиняемыми Рапава и Рухадзе этих дел изложены во втором разделе обвинительного заключения.

Об этом периоде преступной деятельности Рапава и Рухадзе свидетель Куциа-ва П. В. на допросе показал:

«Тогда, как и в последующие годы, арестованные на допросах подвергались избиениям и допрашивались беспрерывно от одного [дня] до пяти и более суток. Указания о применении репрессивных мер при допросах арестованных, как мне помнится, давали Рухадзе и его заместители Галаванов и Гульст, при этом все они ссылались на распоряжение Рапава, тогда работавшего наркомом внутренних дел ГССР.

Лично я по указанию Рухадзе, а также его заместителей Галаванова и Гульста, 5-6 раз присутствовал при избиениях арестованных, которым подвергались они в служебных кабинетах названных выше лиц. При избиениях арестованных удары наносили резиновым жгутом по пяткам и ягодицам. Я являлся очевидцем, когда Рухадзе Н. М. лично избивал арестованных... Наряду с избиением арестованных по указанию Рухадзе ряд арестованных подвергался так называемым «конвейерным» беспрерывным допросам» (т. 20, л. д. 323-324).

Свидетель Чачилава И. Н., быв[ший] следователь следчасти НКВД ГССР, показал:

«...Рухадзе Н. М., будучи начальником следчасти НКВД ГССР, систематически применял на допросах обвиняемых, проходивших по следственным делам, «стойки», «конвейеры» круглосуточные, а иногда и по несколько дней. В отдельных случаях со стороны Рухадзе также применялись по отношению к арестованным побои...» (т. 20, л. д. 270).

Это же подтвердил и заместитель секретаря парткома МВД ГССР свидетель Барсегов Т. М., показав:

«Были случаи, когда из служебного кабинета Н. Рухадзе в соседних комнатах следователей слышны были крики заключенных» (т. 20, л. д. 210).

Обвиняемый Рухадзе об этом периоде своей службы в НКВД Грузинской ССР показал:

«Факты избиений арестованных действительно имели место, но в каждом случае применение мер физического воздействия к подследственным производилось по указанию быв[шего] наркома внутренних дел Грузинской ССР Рапава... По распоряжению Рапава в следчасти НКВД Грузии в 1939-1941 гг. избивались, например, арестованные, обвинявшиеся в принадлежности к меньшевистской организации, и ряд подследственных по групповому делу на Квашали и других.

По указанию Рапава подвергался избиениям также арестованный Керкадзе» (т. л. д.).

Следствием установлены факты преступной фальсификации обвиняемыми по настоящему делу большого количества следственных дел. Отдельные из этих дел приводятся ниже.

Ряд дел, по которым следствием установлены факты избиений и истязаний арестованных, затем расстрелянных, не мог быть проверен, так как по преступному распоряжению Рухадзе дела эти были уничтожены. Фотокопия акта об уничтожении этих дел приобщена к материалам следствия.

2. Отдельные следственные дела, сфальсифицированные обвиняемыми

Как указывалось ранее, обвиняемые по настоящему делу непосредственно участвовали в сборе клеветнических фальсифицированных материалов о выдающемся деятеле коммунистической партии и Советского государства Серго Орджоникидзе, а также в террористических расправах с его родственниками.

Следствием по делу Берия и его сообщников установлено, что им стало известно

о том, что Серго Орджоникидзе располагал данными о службе Берия в мусаватистской контрразведке и в связи с этим высказывал политическое недоверие ему.

Затаив злобу на С. Орджоникидзе и опасаясь разоблачений с его стороны, Берия дал своим сообщникам задание получить компрометирующие показания в отношении С. Орджоникидзе. Такие ложные показания вымогались от арестованных путем избиений и пыток, причем вымогательства клеветнических показаний продолжались и после смерти С. Орджоникидзе.

По прямому указанию Берия был подвергнут аресту бывший секретарь ЦК КП Грузии Мамулия, от которого с помощью преступных методов допроса вымогались заведомо клеветнические показания в отношении С. Орджоникидзе.

По этому поводу обвиняемый Надарая показал:

«Во время следствия Мамулия жестоко избивали. Я помню, что в течение 7-8 дней его заставляли стоять с привязанным столом с грузом. Когда он падал, его поднимали и снова заставляли стоять.

Когда Мамулия с привязанным столом стоял несколько суток в кабинете следователя, почти ежедневно к нему заходили Кобулов и Гоглидзе» (т. л. д.).

При помощи избиений и пыток от Мамулия были получены клеветнические показания в отношении С. Орджоникидзе.

Из материалов следственного дела по обвинению Мамулия видно, что непосредственное участке в получении клеветнических показаний на близких знакомых С. Орджоникидзе принимали обвиняемые Савицкий и Парамонов. В частности, Савицким и Парамоновым был подвергнут допросу арестованный Чахвадзе 3. Ф., который 9 сентября 1937 года дал показания о том, что ему якобы известно об участии в преступной организации «правых» 131 человека, в том числе бывш[его] секретаря ЦК КП Грузии Левана Гогоберидзе и бывш[его] секретаря Заккрайкома ВКП(б) Орахелашвили.

В отношении Гогоберидзе заговорщикам было известно, что он имел беседу с С. Орджоникидзе о службе Берия в мусаватистской контрразведке.

По этому поводу враг народа Б. Кобулов в рапорте, датированном 16 декабря

1936 года (т. е. до смерти С. Орджоникидзе) и адресованном на имя другого соучастника Берия — Гоглидзе, доносил:

«...Леван Гогоберидзе контрреволюционное клеветническое измышление о прошлом тов. Берия передавал со слов т. Серго Орджоникидзе...»

После получения ложных показаний о Л. Гогоберидзе как одном из руководителей подпольной контрреволюционной организации «правых», Л. Гогоберидзе был подвергнут аресту и после длительных избиений и пыток осужден к расстрелу.

В настоящее время дело по обвинению Л. Гогоберидзе прекращено Верховным судом СССР за отсутствием в его действиях состава преступления, и он посмертно реабилитирован.

Был арестован также и другой близкий знакомый С. Орджоникидзе, упомянутый в показаниях Чахвадзе, как якобы один из руководителей преступной организации правых — Мамия (Иван) Орахелашвили.

Следствие по его делу вели Б. Кобулов и Кримян. Так же, как Мамулия и Гогоберидзе, Орахелашвили подвергался жестоким избиениям и пыткам, в результате чего начал давать клеветнические показания о С. Орджоникидзе.

Свидетель Ароян, бывшая фельдшерица внутренней тюрьмы НКВД ГССР, показала о том, как пытали Орахелашвили, следующее:

«Я, например, оказывала медицинскую помощь арестованному Мамия Орахелашвили.

У меня сохранилось в памяти, что на спине у Орахелашвили имелись зияющие кровоточащие раны... и я их смазывала йодом.

На ногах у Орахелашвили было множество синяков. Орахелашвили тогда жаловался на сильные боли и испытываемые им мучения. Я, как могла, старалась облегчить его страдания. Должна отметить, что вместе с Орахелашвили в камере сидел один арестованный, который или был сумасшедшим, или притворялся сумасшедшим. Он систематически терзал Орахелашвили в камере, царапал его, бил, не давал никакого житья. Орахелашвили подолгу вынужден был скрываться от него под кроватью в камере.

Когда я оказывала медицинскую помощь Орахелашвили, он жаловался на издевательства и избиения, которые ему приходится терпеть от сокамерника, высказывал предположение, что такого соседа ему следователь подсадил специально» (т. л. д.).

Свидетель Сурмава, бывший надзиратель внутренней тюрьмы НКВД ГССР, вспоминая лиц, подвергавшихся особенно жестоким истязаниям, указал в числе таких арестованных М. Орахелашвили.

Из показаний обвиняемого Надарая, а также из других материалов, приобщенных к настоящему делу, видно, что после применения к Орахелашвили избиений и пыток, он стал ложно оговаривать значительное число лиц, считая, что таким путем ему удастся затянуть следствие и добиться тщательной проверки правдоподобности своих показаний, во время которой выяснится ложность возведенных против него обвинений.

В этот же период Орахелашвили дал ложные показания в отношении С. Орджоникидзе, заявив, что хотя он «очень многим обязан Серго Орджоникидзе», но «даже чувство благодарности и преданности к нему» не помешает Орахелашвили «осветить его (Орджоникидзе) действительную роль в событиях, при которых зарождались враждебные ВКП(б) и советской власти группировки и контрреволюционные организации».

Протокол допроса Орахелашвили от 15 августа 1937 года приобщен к материалам следствия. Под этим протоколом в качестве лиц, производивших допрос, указаны Кобулов и Кримян.

Доказательством того, что следствие по делу Орахелашвили производил Кримян, является и тот факт, что на имя следователя У ГБ ГССР Кримяна адресовано также клеветническое «собственноручное» заявление Орахелашвили по поводу брата Серго Орджоникидзе — Папулия Орджоникидзе. Кроме того, Орахелашвили было написано заявление на имя Гоглидзе о враждебном отношении С. Орджоникидзе к Берия. Подлинник этого заявления не обнаружен, но имеющаяся в деле по обвинению Орахелашвили копия заявления заверена «пом. нач. 2 отделения] 4 отдела УГБ мл[адшим] лейтенантом госбезопасности Кримяном».

Таким образом, материалами следствия с бесспорностью установлено, что именно Кримян подвергал зверским избиениям и пыткам бывш[его] секретаря

Заккрайкома ВКП(б) М. Орахелашвили с целью получения от него клеветнических показаний на С. Орджоникидзе.

Орахелашвили был расстрелян по решению тройки при НВД ГССР, принятому с участием обвиняемого Церетели.

Из показаний свидетеля Саркисова, бывшего шофера внутренней тюрьмы НКВД, вывозившего Орахелашвили вместе с другими арестованными к месту расстрела, видно, что Орахелашвили перед казнью крикнул: «Да здравствует советская власть!»

В настоящее время Верховным судом СССР дело по обвинению Орахелашвили производством прекращено за отсутствием состава преступления в действиях Орахелашвили, и он полностью реабилитирован посмертно.

Следствием установлено, что клеветнические показания о С. Орджоникидзе вымогались обвиняемыми по настоящему делу также от арестованных Буду Мдивани, И. Элиава, Дзидзигури, Шушаны Киладзе, Эмилии Вашакидзе и др.

После смерти С. Орджоникидзе Берия и его сообщники стали жестоко мстить членам его семьи. Так, обвиняемый Рапава возбудил уголовное дело в отношении брата С. Орджоникидзе — Папулия, ложно обвинив последнего в подготовке теракта против Берия. На основании этих ложных обвинений Папулия Орджоникидзе был расстрелян по преступному решению, принятому Гоглидзе и Церетели как членами тройки при НКВД Грузинской ССР.

После совершения убийства Папулия Орджоникидзе заговорщики арестовали его жену Нину Орджоникидзе.

Орджоникидзе Н. Д. была заведомо ложно обвинена в террористических намерениях по отношению к Берия и в контрреволюционной агитации. Единственным поводом к этим обвинениям послужило то, что Нина Орджоникидзе высказывала убеждение в невиновности своего арестованного мужа.

29 марта 1958 года было принято решение тройки о заключении Н. Д. Орджоникидзе в исправительно-трудовой лагерь сроком на десять лет.

Не удовлетворившись такой расправой с Н. Орджоникидзе, заговорщики 14 июня

1938 года вновь поставили уголовное дело на рассмотрение тройки и приняли преступное решение о расстреле Н. Д. Орджоникидзе.

15 июня 1988 года Нина Орджоникидзе была расстреляна. В настоящее время дела по обвинению Папулия Орджоникидзе и Нины Орджоникидзе прекращены Верховным судом СССР за отсутствием в действиях обвиняемых состава преступления, и они полностью реабилитированы посмертно.

7 августа 1937 года обвиняемый Хазан, с санкции обвиняемого Рапава, при отсутствии каких-либо компрометирующих материалов, подверг аресту другого брата С. Орджоникидзе — Дмитрия. Ордер на арест был подписан обвиняемым Рапава. Допрос Д. Орджоникидзе был произведен обвиняемыми Савицким и Парамоновым.

По решению тройки при НКВД ГССР, принятому с участием обвиняемого Церетели, Дмитрий Орджоникидзе был расстрелян.

29 августа 1938 года обвиняемые Савицкий и Парамонов подвергли аресту третьего брата С. Орджоникидзе — И. К. Орджоникидзе и его жену Антонину Михайловну.

На основании сфальсифицированных материалов И. К. и А. М. Орджоникидзе были осуждены Особым совещанием при НКВД СССР к лишению свободы якобы за ведение контрреволюционной агитации.

В настоящее время Верховным судом СССР дела по обвинению Ивана, Антонины и Дмитрия Орджоникидзе прекращены производством за отсутствием в их действиях состава преступления.

Выполняя вражеские указания Берия, обвиняемый Рапава организовал слежку за женой Серго Орджоникидзе — 3. Г. Орджоникидзе.

По этому поводу свидетель Гудушаури показал:

«Летом или осенью 1940 года меня как начальника 2-го спецотдела вызвал к себе Рапава и предложил в филиале ИМЭЛ, где работала над историческими материалами 3. Орджоникидзе и ее ассистентка, фамилию которой не помню, провести литерные мероприятия, что... было выполнено.

...По указанию Рапава результаты литерных мероприятий ежедневно в письменном виде, т. е. стенографической запиской, докладывал лично ему — Рапава. Что он делал с этими материалами и как их использовал, это для меня неизвестно. Знаю одно, что за 3. Орджоникидзе была установлена наружка» (т. л. д.).

Участие обвиняемых в фальсификации следственных материал против Серго Орджоникидзе и его родственников всячески поощрялась главарями преступной заговорщической группы.

Так, после окончания расследования дела по обвинению Дзидзигури, от которого вымогались клеветнические показания на Серго Орджоникидзе, враг народа Гоглидзе «подарил» обвиняемому Кримяну квартиру Дзидзигури вместе с находившейся в ней обстановкой.

Обвиняемый Хазан по этому поводу показал:

«Гоглидзе подарил Кримяну богатейшую обстановку и все вещи, находившиеся в многокомнатной квартире бывш[его] начальника транспортного отдела Дзидзигури» (т. л. д.).

Самого Хазана в этот же период Гоглидзе также «наградил» квартирой с обстановкой, изъятой у арестованного Полыпина (т. л. д.).

Следствием и судебным приговором по делу организаторов изменнической группы заговорщиков Берия, Меркулова, Кобулова и других установлено, что враг народа Берия присвоил себе авторство книги «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье», написанной коллективом авторов под руководством бывшего директора филиала ИМЭЛ в Тбилиси Е. А. Бедия.

Из материалов дела по обвинению Бедия видно, что в беседах со своими знакомыми Бедия предал огласке тот факт, что книга, автором которой Берия называл себя, в действительности написана не им.

Узнав об этом, Берия с помощью Кобулова, Гоглидзе и Рапава арестовал Бедия. Следствие по делу Бедия было поручено обвиняемым Савицкому и Парамонову.

Обвиняемый Савицкий признал, что Бедия дал показания о своей виновности лишь после применения к нему Савицким и Парамоновым «мер физического воздействия». Савицкий показал:

«На первичных допросах Бедия признательных показаний не давал. В связи с этим Кобуловым было дано указание применить к нему меры физического воздействия. После этого Бедия признал, что он является участником антисоветской организации, и дал показания о своей вражеской работе... При этом, зная установившуюся в НКВД Грузии практику, в показаниях Бедия был отражен и эпизод о подготовки теракта против Берия. Показания о своей вражеской деятельности Бедия дал под влиянием оказываемого на него давления мною и Парамоновым».

Обвиняемый Хазан показал, что по окончании следствия Берия вызвал к себе на допрос арестованного Бедия и последний заявил об отказе от всех показаний, данных им Савицкому и Парамонову. Однако этот отказ в следственном деле зафиксирован не был.

Парамонов и Савицкий, опасаясь, что при ознакомлении с делом в порядке ст. 206 УПК Бедия потребует зафиксировать его отказ от ранее данных показаний и будет настаивать на проверке доказательств по его делу, грубо нарушив закон, не ознакомили обвиняемого с материалами следствия. После этого Парамонов и Савицкий составили 2 декабря 1937 года обвинительное заключение по делу Бедия и направили его для рассмотрения не в суд, а на тройку при НКВД ГССР, по постановлению которой Бедия был расстрелян.

В расправе над Бедия принимал участие также и обвиняемый Кримян, который после ареста Бедия принудил путем избиений арестованных Бляу Д. М. и Богалад-зе Г. В. дать показания о Бедия как участнике контрреволюционной организации «правых» готовившей якобы теракт против Берия.

Вымогательство показаний о якобы готовившихся терактах против Берия широко практиковалось обвиняемыми также и по другим делам, расследуемым ими.

Признав это, обвиняемый Савицкий показал:

«Берия как лично, так и через Гоглидзе и Кобулова давал указания допрашивать арестованных по подозрению в принадлежности к правотроцкистскому и националистическому подполью, в направлении организации и подготовки против него теракта. Добытые следователями показания о террористической деятельности против Берия всячески поощрялись. Это приводило к тому, что все следователи стремились добиться получения у арестованных таких показаний» (т. л. д.).

По этому же поводу арестованный соучастник Берия Цанава Л. Ф. показал:

«Террор против Берия настолько вошел в быт, что считалось необходимым в каждом деле иметь признания арестованных, что они готовили теракт против Берия. Эти признания выколачивались из арестованных Кобуловым и его подручными: Кримяном, Хазаном, Савицким и др. Арестованные говорили только то, что хотел Кобулов, который заранее намечал нужные ему показания, вызывал к себе своих помощников Кримяна, Хазана, Савицкого, Парамонова и др., распределял среди них, какие показания должны им дать арестованные, и начиналась работа по выколачиванию показаний. Избивали до тех пор, пока арестованные не давали нужных Кобулову показаний» (т. л. д.).

Следствием по делу изменнической заговорщической группы Берия установлено, что заговорщики совершали расправы с неугодными им людьми под видом осуждения тройкой не только в тех случаях, когда это делалось по заданию и в преступных интересах самого Берия, но и для террористической расправы с лицами, неугодными другим участникам заговорщической группы.

Примером такой расправы является уголовное дело по обвинению бывш[его] сотрудника НКВД ГССР Николая Давидова в подготовке теракта против Кобулова Б. и Гоглидзе.

Несмотря на отсутствие каких-либо доказательств виновности, Н. Давидов был арестован Хазаном по ордеру, подписанному Рапава.

Выполняя преступное указание Кобулова о расправе над Н. Давидовым, Савицкий и Кримян путем избиений получили от арестованных Дзидзигури и Хитария клеветнические показания о террористических намерениях Давидова по отношению к Берия. На основании этих показаний Давидов был расстрелян.

В действительности на протяжении всего следствия никаких доказательств преступной деятельности Давидова добыто не было, и обвинение его в подготовке теракта против Гоглидзе и Кобулова ничем не подтверждено.

Расстрел Давидова Н. положил начало расправе с его братьями Саркисом и Александром и еще с семью жителями Мамукинской деревни: М. Капанадзе, Г. Манучаровым, А. Манучаровыи, В. Манучаровым, Н. Размадзе, Д. Ростомовым, А. Багдасаровым.

Поводом к возбуждению дела в отношении указанных выше лиц послужили показания секретного сотрудника НКВД Мчедлишвили о том, что, проходя мимо пивной в Мамукинской деревне, он якобы услышал высказывания находившихся там братьев Давидовых, Капанадзе, Манучаровых и Багдасарова о том, что за арест и осуждение Н. Давидова «необходимо уничтожить» Гоглидзе и Б. Кобулова.

Допрошенный в качестве свидетеля по делу врага народа Берия Мчедлишвили от этих показаний отказался и признал, что по существу ложно оговорил братьев Давидовых и других лиц.

Уголовные дела в отношении братьев Давидовых и всех других упомянутых выше лиц прекращены производством за отсутствием в их действиях состава преступления, и они посмертно полностью реабилитированы.

Допрошенный по поводу своего участия в фальсификации уголовных дел по обвинению братьев Давидовых и других жителей Мамукинской деревни обвиняемый Савицкий признал, что Богдан Кобулов и Гоглидзе были лично заинтересованы в расправе над этими лицами. Однако, зная об этом, именно Савицкий составил на всех перечисленных выше жителей Мамукинской деревни одинаковые по тексту справки о том, что они якобы изобличаются «в ведении злостной контрреволюционной агитации и террористических настроениях».

На основании этих справок, составленных Савицким, упомянутые выше жители Мамукинской деревни были арестованы, а затем расстреляны по решению тройки. Непосредственное участие в террористической расправе с жителями Мамукинской деревни принял обвиняемый Церетели, который вместе с Б. Кобуловым подписал решения тройки о расстрелах. Необходимо отметить, что решения эти подписаны лишь двумя лицами — ныне осужденным врагом народа Б. Кобуловым (против которого жители Мамукинской деревни якобы готовили теракт) и обвиняемым Церетели.

1 августа 1937 года обвиняемый Хазан подверг незаконному аресту Шушану Киладзе — жену бывш[его] председателя Закавказского] ГПУ Д. Киладзе, расстрелянного якобы за подготовку террористического акта против Берия.

Хотя никаких материалов, изобличающих Ш. Киладзе в совершении какого-нибудь преступления Хазан не имел, он предъявил арестованной обвинение в том, что она «ведет активную контрреволюционную работу».

Следствие по делу Ш. Киладзе производили Савицкий и Парамонов.

Свидетель Киларджешвили, работавшая в 1937 году в НКВД ГССР и подчинявшаяся Хазану, показала, что Киладзе по приказанию Хазана подвергалась сильным избиениям, которыми непосредственно руководил Савицкий.

Из архивного дела по обвинению Ш. Киладзе видно, что протоколов допроса арестованной не составлялось около двух месяцев, и лишь 1 октября 1937 года Савицким и Парамоновым был составлен единственный протокол допроса Шушаны Киладзе, в котором записано, что она признает свою осведомленность о враждебном отношении к Берия ее мужа и тот факт, что ее муж выражал недовольство по поводу снятия его с поста председателя ГПУ Грузии.

Обвиняемый Парамонов, выступая в качестве докладчика по делу Киладзе на тройке и при отсутствии каких-либо доказательств виновности Ш. Киладзе, потребовал ее осуждения. Председательствовавший на тройке Рапава лично внес предложение о расстреле Киладзе. Это предложение было принято с участием обвиняемого Церетели, и Киладзе в октябре 1937 года была расстреляна.

К материалам следствия приобщена фотокопия решений тройки по делу Киладзе (т. л. д.).

Определением Военной коллегии Верх[овного] суда СССР И. Киладзе посмертно реабилитирована.

В связи с тем же делом по обвинению Киладзе Хазан 4 августа 1937 года арестовал бывш[его] секретаря Д. Киладзе — Эмилию Вашакидзе. Хотя никаких материалов для обвинения Вашакидзе в уголовном преступлении не было, Хазан предъявил Вашакидзе обвинение в том, что она «ведет контрреволюционную работу».

Установлено, что, несмотря на применение к Э. Вашакидзе жестоких избиений, никаких изобличающих ее материалов добыто не было. Тем не менее 7 октября 1937 года обвиняемыми Рапава и Церетели было принято преступное решение о расстреле Вашакидзе, и она была расстреляна.

Свидетель Киларджешвили, производившая по заданию Хазана расследование дела по обвинению Вашакидзе и докладывавшая это дело на тройке, показала, что предложения о расстреле Вашакидзе исходили от Рапава и Б. Кобулова, несмотря на полное отсутствие доказательств ее виновности.

Киларджешвили показала:

«Я вела одно дело на бывшего секретаря председателя Закавказского] ГПУ Киладзе — Вашакидзе Эмилию в принадлежности ее к контрреволюционной организации. Она себя ни в чем виновной не признавала, и у меня лично никаких материалов не было. Однако Кобулов говорил, что у него имеются материалы, и когда я закончила дело и пришла с ним к Кобулову, он сказал: «Идите и доложите его на тройке и скажите, что мое мнение — расстрелять».

Когда я пришла на тройку, то председательствовал Рапава. Когда я доложила дело, то Рапава сказал, что Вашакидзе плохого поведения, сожительствовала с Киладзе и предложил ее расстрелять. Тройка постановила расстрелять, и это решение было приведено в исполнение.

Я утверждаю, что Вашакидзе была расстреляна совершенно невиновной» (т. л. д.).

Определением Военной коллегии Верховного суда СССР решение тройки при НКВД ГССР было отменено и дело прекращено за отсутствием в действиях Э. Вашакидзе состава преступления.

Также в связи с делом по обвинению Киладзе Хазан арестовал Арутюнова Г. К., ранее работавшего личным секретарем Киладзе. Арутюнов был арестован Хазаном с целью получения от него компрометирующих материалов в отношении Киладзе при отсутствии каких-либо доказательств личной преступной деятельности Арутюнова.

Через несколько дней после ареста Арутюнов умер. В деле по обвинению Арутюнова имеется акт от 22 июля 1937 года, составленный врачебной комиссией (врачи Ванцян, Мензон и Матиашвили) о том, что смерть Арутюнова последовала 22 июля 1937 года от менингита. В заключении указано также, что Арутюнов во время болезни падал с кровати, вследствие чего на трупе отмечено несколько кровоподтеков. Вскрытие трупа Арутюнова не производилось.

В октябре 1937 года Хазаном и Твалчрелидзе было вынесено постановление, утвержденное Рапава, о прекращении дела по обвинение Арутюнова в связи со смертью обвиняемого.

Как установлено следствием, смерть Арутюнова наступила не от менингита, а от избиений, которым Арутюнов был подвергнут по приказанию Хазана.

Враг народа Гоглидзе показал, что Арутюнова на следствии жестоко избивали, но он умер, не дав показаний, которые от него вымогали следователи.

Аналогичные показания дал свидетель Твалчрелидзе.

Обвиняемый Хазан признал, что по его приказанию Арутюнов был подвергнут избиениям, от которых скончался. Но этому поводу Хазан показал:

«Я лично Арутюнова не избивал, а вызвал для этого двух дюжих вахтеров комендатуры... От Арутюнова добивались признания фактов контрреволюционной деятельности Киладзе. Не отрицаю, что Арутюнов скончался от полученных повреждений при избиении его вахтерами... Арутюнов был арестован неосновательно... Его арестовали лишь как бывшего секретаря Киладзе с цель получить от него показания на Д. Киладзе» (т. л. д.).

После смерти Арутюнова его жена вышла замуж за обвиняемого Рухадзе. Допрошенная на следствии об обстоятельствах, при которых был арестован Арутюнов, она показала, что он ранее ничем не болел и в июле 1937 года был арестован здоровым.

Свидетель Ванцян, бывший начальник санотдела НКВД ГССР, признал, что в ряде случаев он подписывал акты о смерти следственно-заключенных, даже не видя трупов, и в частности, заключение о причинах смерти Арутюнова подписал, также не видя трупа.

Свидетель врач Матиашвили, патологоанатом, производивший вскрытие трупов в тбилисских тюрьмах, также признал, что заключение о смерти Арутюнова было составлено без вскрытия его трупа.

Обвиняемый Хазан по этому поводу показал:

«Случаев смерти арестованных мы от начальства не скрывали и не могли скрыть. Общая установка руководства—составлять фиктивные акты, представляя, что человек умер от обычных, естественных причин» (т. л. д.).

Таким образом, из приведенных доказательств видно, что акт о смерти Арутюнова являлся фиктивным, составленным для прикрытия террористической расправы с Арутюновым, учиненной обвиняемыми Хазаном и Рапава.

15 июня 1937 года по постановлению Хазана был арестован за «контрреволюционную] троцкистскую работу» бывш[ий] нарком социального обеспечения ГССР, член ВКП(б) с 1908 г. Е. Вашакидзе. Следствие по этому делу было поручено Хазаном своему подчиненному Айвазову (умер в 1942 г.). Через несколько минут после возвращения в камеру с допроса Вашакидзе умер.

19 июня 1937 года врачи Ванцян и Матиашвили составили заключение, что смерть Вашакидзе наступила от паралича сердца.

18 июля 1937 года Хазан и Айвазов прекратили дело по обвинению Вашакидзе за смертью обвиняемого. Между тем в деле нет никаких материалов, обосновывающих арест Вашакидзе и совершение им какого-либо преступления, за исключением заготовленной в декабре 1936 года, но никем не подписанной, справки о том, что Вашакидзе, будучи наркомом социального обеспечения, оказывал материальную помощь и давал проездные билеты лицам, которые были затем разоблачены как троцкисты. В справке, кроме того, указано:

«Весной 1935 г. в служебном кабинете Вашакидзе троцкист Орджоникидзе Папулия, занимаясь проработкой Берия, употреблял уличные выражения в адрес последнего. Вашакидзе скрыл допущенные со стороны Орджоникидзе антипартийные выпады в отношении закавказского] партийного] руководства».

Таким образом, надлежит считать установленным, что Хазан, используя сфальсифицированную справку со ссылками на дело Папулия Орджоникидзе, арестовал старого коммуниста Вашакидзе как близкого знакомого Орджоникидзе и создал условия, повлекшие гибель Вашакидзе.

В ноябре 1937 года на основании распоряжения Берия без санкции прокурора был арестован заместитель] постоянного представителя Грузинской республики при

Правительстве СССР Вермишев JI. А. Расследование дела по обвинению Вермишева производил Кримян. Вскоре Вермишев скончался от избиений его Кримяном на допросах, во время которых Кримян требовал от Вермишева вымышленных показаний о якобы совершенных им контрреволюционных преступлениях.

С целью сокрытия смерти Вермишева, с ведома Кобулова Б., в НКВД ГССР были уничтожены все документы об аресте Вермишева.

Допрошенный по этому поводу обвиняемый Кримян показал, что фамилии Вермишева он вообще не помнит и его не допрашивал. Однако обвиняемый Савицкий, изобличая Кримяна в убийстве Вермишева, показал:

«Во второй половине 1937 г. в НКВД ГССР был доставлен из Москвы зам. постоянного представителя Армянской или Грузинской республики Вермишев... Показаниям его придавалось особое значение, так как ими интересовался Берия.

Арест Вермишева еще не был оформлен в соответствии с законом, как Кримян вызвал его на допрос. Добиваясь признательных показаний от Вермишева, Кримян так его избил, что на следующий день в камере он умер» (т. л. д.).

Свидетель Арзанов, работавший в 1937 г. вместе с Кримяном, показал, что последний в его присутствии сильно избил Вермишева, который сразу после доставки его с допроса в камеру скончался.

Свидетели Вермишева Е. А. и Вермишев А. А. подтвердили обстоятельства ареста Вермишева и факт вызова его телеграммой Берия из Москвы в Тбилиси. Одновременно эти свидетели показали, что о дальнейшей судьбе Леона Вермишева им после вызова его в Тбилиси ничего неизвестно.

Тот факт, что именно Кримян вел следствие по делу Вермишева, подтвердили бывшие работники НКВД ГССР свидетели Мовсесов и Твалчрелидзе.

Из справок 1-го спецотдела МВД ГССР, 1-го спецотдела МВД СССР и Военной коллегии Верх[овного] суда СССР видно, что никаких данных об осуждении Л. Вермишева у них не имеется.

Таким образом, установлено, что Л. Вермишев был арестован Кримяном на основании преступного распоряжения Берия, что после этого Кримян во время допроса убил Вермишева и что для сокрытия следов преступления заговорщиками были уничтожены все документы, связанные с незаконным арестом Вермишева.

На основании постановления Хазана 14 июня 1937 г. в Кисловодске был арестован «за контрреволюционную деятельность» профессор Тбилисского государственного университета Нанейшвили Г. А.

2 июля 1937 г. Нанейшвили был доставлен в тбилисскую тюрьму, а 10 июля 1937 г. Хазан и Кобулов дали письменное указание о переводе арестованного во внутреннюю тюрьму НКВД Грузии.

24 июля 1937 г. Нанейшвили умер, и в тот же день врачи Ванцян и Матиашвили дали заключение, что смерть его наступила от порока сердца.

В деле по обвинению Нанейшвили отсутствуют протоколы его допросов, равно как отсутствуют и другие материалы, подтверждающие обвинение, предъявленное

Хазаном арестованному Нанейшвили в том, что он «ведет контрреволюционную работу».

Хазан по поводу ареста и смерти Нанейшвили показал:

«Нанейшвили действительно был арестован по моему постановлению на основании справки Кобулова о близких связях Нанейшвили с троцкистами.

Соответствует ли действительности акт вскрытия трупа, сказать ничего не могу, но судя по тому, что нет ни одного протокола допроса Нанейшвили, могу предположить, что арестованный мог погибнуть из-за избиений» (т. л. д.).

9    июля 1937 г. при отсутствии каких-либо компрометирующих материалов по постановлению Хазана был арестован директор Боржомского курорта Немсицве-ридзе. В постановлении на арест Хазан без всяких к тому оснований написал, что Немсицверидзе «ведет контрреволюционную работу».

10    июля 1937 г. Немсицверидзе был доставлен в Тбилиси. 17 июля 1937 г. дежурный комендант НКВД рапортом сообщил, что Немсицверидзе, 41-го года, в 7 ч. 35 мин. «после болезни» скончался.

Из личного тюремного дела № 4689 видно, что Немсицверидзе в ночь с 16 на

17 июля 1937 г. находился на допросе в 4-м отделе, где Хазан был помощником начальника.

Таким образом, установлено, что Немсицверидзе, неосновательно арестованный Хазаном, скончался сразу же после возвращения с первого допроса.

Как указывалось выше, в деле по обвинению Немсицверидзе нет никаких изобличающих его материалов, отсутствуют также протоколы допроса обвиняемого.

Обвиняемый Хазан признал, что неосновательно арестовал Немсицверидзе, но не может объяснить причин его смерти.

При активном участии обвиняемых Хазана и Кримяна была совершена террористическая расправа с бывш[им] сотрудником НКВД ГССР Осиповым и его женой. Осипов был расстрелян, а его жена осуждена к длительному сроку лишения свободы.

О преступных методах ведения следствия, примененных обвиняемыми по этому делу, дают представление показания свидетеля Осиповой Р. С.:

«К Хазану меня доставил сотрудник Кримян. Он мне передал о вызове меня к Хазану и сопровождал меня от дома до кабинета Хазана.

Через несколько минут Хазан достал чистый лист бумаги и, не поднимая головы, сказал: «Расскажите о контрреволюционной работе мужа и вашей?» Я от неожиданности и изумления ему ничего не ответила. Тогда он обратился ко мне с вопросом: «Вы что, не слышите?» и стукнул кулаком по столу. Я ответила, что не понимаю вопроса, и переспросила Хазана, не шутит ли он. Хазан сказал: «Какие здесь шутки». Сидевший рядом со мной на диване Кримян кулаком ударил меня по лицу. От удара у меня закружилась голова и потемнело в глазах. Я услышала в это время, как Хазан приказал: «Отправить ее вниз...»

Ночью меня вызвали на допрос. Вахтер провел меня куда-то наверх. Мы долго поднимались и шли по коридору, а потом меня ввели в большой кабинет. Когда я вошла, то ко мне спиной стояло несколько сотрудников. Они расступились, и я увидела Осипова. Он полулежал и имел страшный вид. Лицо у него было все окровавленное, в кровоподтеках, волосы обильно пропитались кровью и стояли дыбом. Одна нога была у него голая, и она совершенно потеряла форму, была страшно опухшей и невероятно большой. Она была вся залита йодом и лежала на галоше.

Осипов имел вид полуживого человека, невероятно слабым голосом, еле-еле пошевелив руками и с огромным усилием слегка повернув ко мне голову, которая на чем-то лежала, он каким-то неестественным голосом спросил меня: «Где ребенок?» Я ответила: «Не знаю». После этого он мне сказал: «Я ни в чем не виноват, что происходит, не понимаю».

От ужаса я оцепенела и впала в полуобморочное состояние...

На другой день меня привели ночью на допрос к Кримяну. Последний потребовал от меня признания в контрреволюционной шпионской работе.

Не добившись от меня признания, Кримян из чемодана, стоявшего у стены за столом, достал несколько хлыстов, смочил их концы водой, а затем спросил: «Вы подумали?» Я молчала, тогда он подошел ко мне и начал меня избивать.

От избиений я падала со стула, на котором сидела, но он и лежа продолжал меня бить...

После первого допроса, который кончился через несколько часов, с помощью вахтера я с трудом дошла до камеры. Все мое тело было в рубцах... Допросы Кримян производил в течение месяца» (т. л. д.).

Проверить уголовное дело по обвинению Осипова не представилось возможным, так как оно в числе других сфальсифицированных обвиняемыми дел по преступному распоряжению Рухадзе было уничтожено.

Дело по обвинению Осиповой Р. С. определением Военной коллегии Верх[овного] суда прекращено за отсутствием в ее действиях состава преступления.

3 октября 1937 г. по указанию Кобулова был арестован Марданов И. И.

Ордер на арест Марданова и постановление об избрании меры пресечения были оформлены после его ареста Хазаном.

Желая оправдать незаконный арест Марданова, Савицкий и Парамонов 4 октября

1937 года путем избиений арестованного родственника Марданова — Джиджое-ва И. Н. получили от него вымышленные показания на Марданова как участника к[онтр]р[еволюционной] организации.

5 октября Кобуловым была подписана справка на арест Марданова, где указано, что в к[онтр]р[еволюционной] работе Марданов изобличен показаниями Джиджое-ва И. Н. и Джиоева Ш. 3. (т. л. д.).

В действительности Джиоев по делу не допрашивался.

Обзором архивно-следственного дела по обвинению Дзуцева, якобы завербовавшего Марданова в к[онтр]р[еволюционную] организацию, установлено, что

Дзуцев свою принадлежность к троцкистской организации, а равно вербовку им в эту организацию Марданова категорически отрицал.

Обвиняемый Савицкий признал, что оснований для ареста Марданова не было.

После получения Савицким и Парамоновым показаний Марданова о признании им своей вины, он по решению тройки был расстрелян.

Определением Военной коллегии Верховного суда СССР это решение тройки при НКВД ГССР было отменено и дело прекращено за отсутствием в деле Марданова состава преступления.

Установлено, что обвиняемые Савицкий и Кримян при расследовании дела по обвинению бывш[его] председателя Госплана ГССР Матикашвили избивали арестованного. В избиениях Матикашвили принимали участие также лично Берия и Кобулов.

После получения от Матикашвили «признаний» о своем участии в троцкистской организации и показаний на большое число других ответственных работников как якобы на участников антисоветской организации, он был осужден к расстрелу.

На основании вынужденных преступными методами вымышленных показаний Матикашвили был арестован и бывш[ий] начальник] табачного управления НКЗ Грузии Микелов 3. С.

Добившись от Микелова признания об участии его в троцкистской организации, Савицкий и Кримян забили Микелова до смерти, составив протокол допроса Микелова без его подписи.

Затем Савицкий, Кримян и Хазан составили фиктивный акт о причинах непод-писания Микеловым протокола допроса от 25 июля 1937 г. В акте указано, что после допроса Микелову был дан на ознакомление и на подпись составленный по его показаниям протокол, но по ознакомлении с протоколом Микелову сделалось плохо, вследствие чего протокол допроса о признании Микеловым своей вины оказался неподписанным.

Допрошенный о своем участии в убийстве Микелова обвиняемый Кримян показал, что в расследовании дела Микелова и допросах его он вместе с Савицким участия не принимал, а составленный Савицким 25 июля 1937 г. акт подписал легкомысленно и о действительных причинах смерти Микелова ему ничего неизвестно. Он может только предполагать, что Микелов был забит Савицким на допросах (т. л. д.).

Утверждение Кримяна о том, что он не принимал участия в расследовании дела Микелова, опровергается имеющимися в архивно-следственном деле Микелова материалами, личной подписью акта, составленного Савицким, и рапортом дежурного коменданта НКВД с пометкой «передать Кримяну».

Обвиняемые Хазан, Савицкий и Парамонов совершили террористическую расправу над помощником прокурора Грузинской ССР по надзору за местами заключения Авнатамовым.

Установлено, что Авнатамов, добросовестно выполняя свой служебный долг, боролся с незаконными арестами и требовал соблюдения предусмотренного законом тюремного режима. Этим Авнатамов навлек на себя преследования со стороны участников заговорщической группы. По постановлению Хазана Авнатамов был необоснованно арестован обвиняемыми Савицким и Парамоновым, хотя к моменту ареста в НКВД ГССР никаких компрометирующих его материалов не имелось.

Характеризуя Авнатамова, его отношение к делу и обстоятельства, при которых он был привлечен к уголовной ответственности, свидетель Карели Г. М. — начальник спецчасти тюрьмы УИТЛК МВД ГССР, ранее работавший в тбилисской тюрьме № 1, показал:

«Был арестован прокурор, надзиравший за нашей тюрьмой, Авнатамов, который большую часть своего рабочего времени находился у меня в канцелярии, где проверял личные дела и другие документы.

Авнатамов работал по надзору за тюрьмой года 2-3. Он был очень справедливым, честным человеком и требовательным прокурором.

Авнатамов строго следил, чтобы не было нарушений законности. Он смело освобождал из-под стражи людей, арест которых не был надлежаще оформлен, следил за сроками следствия.

Сам Авнатамов был смелым и прямо заявлял, что он не потерпит нарушений закона, кем бы эти нарушения ни допускались.

Он применял свои права и власть как по делам милиции, других следственных органов, так и НКВД. Работники тюрьмы к Авнатамову хорошо относились, но из-за его требовательности некоторые работники, ответственные за порядки, его недолюбливали, но открыто это никто не проявлял» (т. л. д.).

Арестовав Авнатамова, заговорщики предъявили ему обвинение «во вредительстве по линии прокурорского надзора», и в частности, в том, что Авнатамов якобы неправильно досрочно освобождал арестованных и направлял в дальние лагеря лиц, осужденных за мелкие преступления. Обвинение это являлось целиком лживым, так как досрочное освобождение производилось судом по представлению органов НКВД, а к направлению в дальние лагеря арестованных Авнатамов вообще никакого отношения не имел.

Из показаний свидетеля Гомелаури М. Г. видно, что Авнатамов во время следствия подвергался зверским избиениям.

В результате избиений и пыток Савицкий и Парамонов получили от Авнатамова «признательные» показания.

Несмотря на то что эти показания не были подтверждены никакими объективными данными и явно неправдоподобны, Авнатамов был расстрелян по решению тройки. Определением Военной коллегии Верховного суда СССР это решение было отменено и дело прекращено за отсутствием в действиях Авнатамова состава преступления.

Обвиняемые Савицкий, Кримян и Хазан приняли совместно с Б. Кобуловым непосредственное участие в сборе фальсифицированных клеветнических материалов для зверской расправы, учиненной врагом народа Берия, над командиром 63-й Грузинской дивизии комдивом Буачидзе Ф. М.

Заговорщикам было известно, что Буачидзе высказывался против избрания Берия секретарем ЦК КП(б) Грузии.

Решив отомстить Буачидзе, участники заговорщической группы начали в 1937 г. добиваться от арестованных клеветнических показаний против Буачидзе.

Из материалов дела по обвинению Буачидзе видно, что обвиняемые Савицкий и Кримян совместно с врагом народа Б. Кобуловым получили такие ложные показания против Буачидзе от арестованного Чихвадзе, который 11 апреля 1937 г. показал, что ему известно якобы о тесной связи арестованного за контрреволюционную деятельность Тенгива... [окончание фамилии написано неразборчиво. — Ред.] с комдивом Буачидзе.

В этом же направлении заговорщиками допрашивался и арестованный троцкист Буду Мдивани, оговоривший на следствии ряд честных советских и партийных работников. На допросах 9, 17 и 27 июня 1937 г., которые проводились Кобуловым, Савицким и Кримяном, Мдивани показал, что комдив Буачидзе якобы был известен ему как участник антисоветской организации.

На последнем допросе Мдивани, кроме того, показал, что к[онтр]р[еволюционная] организация, в которую якобы входил Буачидзе, ставила перед собой террористические цели.

На допросе 14 июля 1937 г. Б. Кобулов и Хазан получили от Мгалоблишвили, быв[шего] председателя Совета народных комиссаров Грузии, вымышленные показания, что он лично якобы завербовал в контрреволюционную организацию правых комдива Сосо Буачидзе [так в тексте. — Ред.].

Говоря о целях, которые ставила перед собой контрреволюционная организация правых, Мгалоблишвили указал, что ими готовился террористический акт против Берия.

На основании этих полученных преступными методами ложных показаний Буачидзе Ф. М. [так в тексте. — Ред.] 30 июля 1937 года был арестован. Он был подвергнут зверским избиениям и пыткам, в результате которых 6 августа 1937 года умер в центральной больнице тбилисской тюрьмы.

В копии выданного тюрьмой свидетельства о смерти (подлинник не обнаружен) указан ложный диагноз «паралич сердца».

О том, какими зверскими способами была осуществлена заговорщиками расправа с Буачидзе, дают представление показания свидетеля Окрошидзе, быв[шего] начальника тбилисской тюрьмы. Окрошидзе показал:

«В 1937 г., летом, я не помню точно месяца, ко мне прибыл из внутренней тюрьмы бывш[ий] командир дивизии Буачидзе. Он был избит до полумертвого состояния. На ногах он, конечно, не мог стоять. Он не мог говорить, а только стонал...

Я помню, что все тело Буачидзе было покрыто сплошными синяками и кровоподтеками. Он не мог мочиться естественным способом, т. к. у него был поврежден мочевой пузырь, и моча выходила через живот, образуя влажность вокруг низа живота... По существу, Буачидзе был уже в предсмертной агонии. Надо сказать, что Буачидзе был крепкого телосложения, здоровым и поэтому особенно бросалось в глаза его состояние.

На следующий день после доставки Буачидзе в тюрьму, он скончался. Каким путем оформлялась смерть Буачидзе, я не помню» (т. л. д.).

Осмотром уголовного дела по обвинению Буачидзе устанавливается, что на допросе он признал, что выступал против выдвижения кандидатуры Берия секретарем ЦК КП(б) Грузии, считая, «что если Берия придет к руководству партийной организацией, партийные организации будут руководить чекистскими методами... Конкретно мы не обсуждали, в чем должны заключаться чекистские методы руководства, но представляли себе этот метод как излишнюю жестокость в руководстве».

Этот протокол подписан Буачидзе. В деле имеется также неподписанный протокол допроса Буачидзе от 4 августа 1937 г., в котором указано, что Буачидзе якобы признал себя виновным в участии в контрреволюционной террористической организации.

Таким образом, следует считать установленным, что после того, как Буачидзе отказался подписать ложный, сфальсифицированный соучастниками Берия протокол допроса, он был подвергнут зверским истязаниям, от которых скончался.

В настоящее время дело по обвинению Буачидзе прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления.

По указанию Хазана его помощник Твалчрелидзе арестовал литредактора и цензора Васину М. Д., которая по сфальсифицированным материалам была заключена в лагерь на 10 лет за связь с «врагом народа» Бедия и др.

Хазан на следствии не отрицал, что Васина была арестована и репрессирована необоснованно, но сослался на распоряжение Берия, в силу которого Васина подлежала аресту (т. л. д.).

Военная коллегия Верховного суда СССР дело на Васину прекратила как сфальсифицированное (т. л. д.).

Обвиняемый Хазан допрашивал, а затем составил обвинительное заключение по делу бывшего заведующего] ОРПО ЦК КП(б) Грузии, а позднее секретаря райкома Долидзе. По решению тройки НКВД ГССР Долидзе был расстрелян.

О том, какими методами велось следствие по этому делу, дает представление предсмертное письмо Долидзе, адресованное им Берия и Гоглидзе:

«Говорю свое последнее слово вам. Я и вместе со мной весьма многие преданные сыны нашей великой сталинской партии ни в чем не виноваты. Мы погибаем благодаря провокации врагов, которые сумели оговорить лучших преданных товарищей. Система же следствия в нашем органе НКВД такова, что оговор врагов находит подтверждение, от нас же не выслушивают никаких оправданий, никаких доводов, заставляют подписывать и показывать всякую чушь и ерунду. Говорят, были и такие, которые ничего не показывали, их тоже расстреляли. Кому это нужно, как не врагам...

Почему никто не подумает над тем, что враги могут оговорить и честных, преданных людей? На одного врага идут десятки преданных людей, им оговоренных.

Почему не подумаете над тем, что весь актив, который не раз доказал свою преданность ленинско-сталинской партии, вдруг стал врагом того строя, за который они боролись, врагом той партии, которая их воспитала и создала? Ведь это ерунда и чушь!

Совершается ужасное, чудовищное дело, истребляются люди, беспредельно преданные партии Сталина, беззаветно преданные вождю партии великому Сталину!

Моя просьба перед смертью — подумайте над этим. Мои показания, как и многих, сплошной вымысел, выдуманный под палкой.

Прощайте! Долидзе, камера № 21».

С участием Кримяна и Савицкого был арестован и привлечен к уголовной ответственности бывш[ий] сотрудник трудколонии НКВД ГССР Петросян А. 3. Расследование по этому делу производилось с грубейшими нарушениями социалистической законности. Несмотря на то что арестованный не дал Савицкому и Кримяну требуемых от него показаний о подготовке теракта против Берия, Петросян все же был осужден якобы за проводимую им антисоветскую агитацию, хотя никаких доказательств его виновности не было.

О том, что арест Петросяна был произведен при активном участии Кримяна, свидетельствуют имеющиеся в архивно-следственном деле Петросяна материалы. Так, на отношении начальника Судакского РО НКВД от 7 июля 1937 года имеется следующая резолюция Кримяна: «т. Мовсесов, Петросян мне лично известен. Очень близкая связь с Лордкипанидзе и Агабаляном, и, несмотря на это, он продолжает работать в наших органах. Переговорите со мной и ознакомьте меня с имеющимися на него материалами. 14.VII. Кримян».

2 августа 1938 г. Кримяном была составлена справка на арест Петросяна... На основании этой справки Кобулов дал указание об аресте Петросяна.

Свидетель Петросян А. 3. на допросе 21 января 1954 года показал:

«...В августе 1938 г. в Тбилиси я был арестован НКВД по обвинению в подготовке теракта против Берия. Следствие по моему делу вели бывшие работники НКВД Грузии Кримян, Савицкий, Мовсесов и Пачулия. В период следствия меня систематически избивали Кримян и Савицкий. Кримян и Савицкий избирали меня кулаками, ногами, ременной плетью, заставляли меня танцевать и всячески издевались, постоянно истязали, так что я не менее 30-35 раз терял сознание и избитый, в синяках и кровоподтеках, доставлялся во внутреннюю тюрьму

Лично Кримян во время истязаний выбил мне кулаком четыре зуба, он же заставлял меня лизать кровь на полу.

Кримян и Савицкий требовали от меня признания и подписи протокола о том, что я готовился совершить теракт против Берия» (т. л. д.).

Обвиняемый Кримян свое участие в расследовании дела Петросяна и его избиении отрицает, но изобличается в этом показаниями Савицкого, потерпевшего Петросяна и материалами архивного дела.

По указанию Кобулова Хазаном и Кримяном была произведена террористическая расправа с бывш[ей] сотрудницей IV отдела НКВД Грузии Старшовой.

Старшова обвинялась в том, что якобы проявляла повышенный интерес к работе отделения СПО, которым ведал Хазан.

В своем рапорте от 25 сентября 1937 г. Хазан требовал подвергнуть Старшову аресту.

После ареста Старшовой Хазан 25 сентября 1937 г. предъявил ей обвинение «в проведения контрреволюционной работы».

Производя расследование по делу, Кримян путем избиений Старшовой добился от нее «признания», что она якобы информировала бывш[его] нач[альника] СПО НКВД ГССР Султанишвили о готовящемся его аресте.

29 ноября 1937 г. Кримян дополнительно предъявил обвинение Старшовой в подрывной и террористической деятельности, допросил по ее делу жену Султанишвили — Султанишвили В. Н. и на этом закончил следствие.

По решению тройки НКВД ГССР Старшова была расстреляна. Дело Старшовой на тройке докладывал Кримян.

Допрошенный по делу Старшовой обвиняемый Кримян признал, что:

«Принадлежность Старшовой к правотроцкистской организации и проведение ею подрывной террористической работы доказаны не были... Решение тройки по ее делу является неправильным» (т. 2, л. д. 80).

Обвиняемый Хазан показал, что Старшову на следствии избивали.

Свидетель Давлианидзе на допросе от 30 июля 1953 г. показал, что Старшова была арестована и расстреляна необоснованно. Старшову он знал как честную сотрудницу НКВД (т. л. д.).

Определением Военной коллегии Верховного суда СССР решение тройки НКВД ГССР по делу Старшовой было отменено и дело о ней прекращено за отсутствием в ее действиях состава преступления.

По справке Кримяна при отсутствии каких-либо доказательств вины был арестован и необоснованно обвинен в контрреволюционной деятельности Роговский В. А. Дело по обвинению Роговского направлено было тем же Кримяном на рассмотрение тройки при НКВД ГССР, по решению которой он был расстрелян (т. л. д.).

Определением Военной коллегии Верх[овного] суда СССР решение тройки отменено и дело прекращено за отсутствием в действиях Роговского состава преступления.

По материалам, также сфальсифицированным Кримяном, по решению тройки при НКВД ГССР был расстрелян бывш[ий] председатель Ахалцикского РИКа Ру-садзе Георгий. Показывая о том, как Кримян вел следствие по этому делу, свидетель Арзанов сообщил на допросе 4 января 1954 г.:

«Осенью 1937 г. был арестован Русадзе Гоги. Его при допросах избивал Кримян, но он никаких показаний не давал и виновным себя ни в чем не признавал. Тогда Кримян после неоднократных избиений начал спрашивать у Русадзе, кого он имеет из близких друзей. Русадзе начал называть ему фамилии. Кримян записал фамилии, названные Русадзе, а затем все эти лица были арестованы» (т. 6, л. д. 14).

Определением Военной коллегии Верх[овного] суда СССР решение тройки отменено и дело прекращено за отсутствием в действиях Русадзе состава преступления.

Подобные же факты преступной фальсификации следственных дел с помощью избиений, применявшихся к арестованным, установлены следствием в отношении обвиняемого Рухадзе.

В этом отношении характерным является групповое дело, расследованное лично Рухадзе, по обвинению Леткемана, Семенковича и других.

Обвиняемый Леткеман, работавший пчеловодом совхоза «Ш-й Интернационал», был арестован Гагрским отделом НКВД по подозрению во вредительской деятельности. Следствие по этому делу вел лично Рухадзе. На первых же допросах Леткеман был подвергнут зверским избиениям, в результате которых стал давать нелепые показания, оговаривая десятки невиновных людей. Леткеман показал, в частности, что он якобы был главным резидентом германской разведки и руководил обширной сетью агентуры не только на территории Грузии, но и в ряде других республик Советского Союза.

На основании этих вымышленных показаний Леткемана были произведены аресты названных им лиц, которые, в свою очередь, после применения пыток оговаривали других людей, подвергавшихся также арестам. Всего по делу Леткемана было арестовано свыше 30 человек.

В 1937-1938 гг. бывш[ий] заместитель Рухадзе по должности, начальника Гагрского горотдела НКВД Васильев, убедившись в том, что Рухадзе сознательно фальсифицирует дела, в одном из своих рапортов писал:

«По следделу Леткемана, о котором я сообщал в рапорте, уже расстрелян ряд людей и ряд людей осужден к длительному сроку на основе непроверенных в достаточной степени показаний самого обвиняемого, которого беспощадно и без толку избивали по нескольку раз в день в течение более месяца. Вообще практиковали и практикуется система сплошных избиений. Обвиняемые под влиянием жесточайших истязаний дают показания сплошь и рядом ложные, оговаривающие сотни лиц. Эти показания не проверяются в достаточной степени, начинаются новые «посадки», новые избиения и так без конца...

Ошибка ли это? Со всей категоричностью заявляю, что нет, т. к. ведут следдела в достаточной степени опытные оперработники, но потерявшие чекистскую и партийную совесть...» (т. л. д.).

В другом рапорте на имя Гоглидзе Васильев о деле Леткемана доносил:

«Допрос Леткемана начался с репрессии, причем эта репрессия проводилась беспрерывно в течение более месяца.

...Началось с выставления в угол с поднятыми вверх руками и с лишения пищи, питья и возможности оправляться — показания в этот период о вредительстве по пчеловодству.

Второй период — битье: Леткемана раздевали совершенно догола и били по несколько часов подряд по чему попало. В это время показания о десятках шпионов, резидентов, подрезидентов и т. д.

Допускались такие «методы»... делалась веревочная петля, которая одевалась на половые орган, а потом эта петля сдавливалась. Били по голове резиновой плетью (не думаю, чтобы от такого воздействия показания были бы яснее), давили на ноги каблуком сапога и т. д.

Словом, в кабинете днем и ночью стоял сплошной вой, крик и стоны. После этого в «антрактах» давались показания, причем, если Леткеман показывал, что им было завербовано, допустим, трое, то его били за то, что мало, если завербовано, допустим, 30, — за то, что много. В этом легко убедиться, прочитав спеццело, по которому проходят десятки лиц как шпоны, резиденты, диверсанты вредители и т. д. и т. п.

На допросах Леткемана я убедился в том, что он абсолютно не понимал, что из себя представляет диверсионная агентура, массовое осведомление, агентура на консервации и т. д.

Следствие само учило Леткемана терминологии и этими, по существу, провокационными вопросами подсказывало ему пути ложных показаний» (т. л. д.).

Несмотря на то что Васильев сообщал Гоглидзе о преступных методах, применявшихся Рухадзе, и сознательной фальсификации им следственного дела по обвинению Леткемана и других, враг народа Гоглидзе поощрял преступные действия Рухадзе, отвечавшие вражеским установкам Берия. При поддержке Гоглидзе Рухадзе продолжал фальсификацию этого дела, в результате чего было расстреляно 12 человек, не виновных в совершении государственных преступлений.

За попытку разоблачить Рухадзе как фальсификатора следственных дел и государственного преступника Васильев был исключен из партии и подвергался преследованиям со стороны врага народа Гоглидзе и другого соучастника Берия — Амаяка Кобулова.

Данные, которые были приведены в рапортах Васильева, полностью подтверждаются показаниями свидетелей: Свиридова М. Б., Бабунашвили Г. С., Парцхалад-зе Н. К., Пачулия Г. А.

Будучи изобличен на очной ставке с Васильевым в избиении арестованного Леткемана, обвиняемый Рухадзе заявил:

«.. Допрашивая арестованного Леткемана, действительно избивал его веревкой... палкой и заставлял длительное время стоять на ногах, возможно, что я наносил удары по лицу Леткемана кулаком и ладонью, а также давил каблуком на пальцы ног...» (т. л. д.).

Обвиняемым Рухадзе было также сфальсифицировано уголовное дело о так называемой дашнакской террористической организации.

По этому делу к арестованным применялись столь же жестокие пытки и истязания, как и по делу Леткемана.

Свидетель Эрьян X. А., бывший секретарь комсомольской организации колхоза, арестовывавшийся в 1937 г. Гагрским отделом НКВД по обвинению в принадлежности к дашнакской террористической организации, дело в отношении которого позднее было прекращено, показал:

«В июле 1937 г. я был арестован Гагрским юротделом НКВД... Начались систематические избиения меня на следствии, причем били руками, ногами, палками, резиновыми дубинками, в том числе по лицу, по голове и т. д. От меня требовали, чтобы я подписал заранее написанный протокол, в котором было записано, что я являюсь членом антисоветской дашнакской организации. Так продолжалось более месяца... Я видел, что избиению подвергались и многие другие арестованные, которых после допросов приводили в камеру в полубессознательном состоянии» (т. л. д.).

Свидетель Маукаэлян Г. С., также привлекавшийся в 1937 г. к уголовной ответственности по делу «дашнакской террористической организации», показал:

«Избивали меня специально подготовленным для этой цели шнуром, обернутым проволокой. После неоднократного моего избиения и дойдя до изнеможения, я вынужден был дать ложные показания» (т. л. д.).

Осмотром более чем 70 архивно-следственных дел на лиц, обвинявшихся в участии в дашнакской террористической организации, установлено, что все постановления об избрании меры пресечения, обвинительное заключение и другие следственные документы были подписаны Рухадзе.

Таким образом, установлено, что следствием по этому делу руководил лично Рухадзе.

Допрошенный по этому поводу Рухадзе признал, что подчиненные ему сотрудники Гагрского отдела НКВД, допрашивавшие арестованных по делу дашнакской террористической организации, в соответствии с полученными от него установками «об упрощенном следствии», подвергали арестованных избиениям.

На основании сфальсифицированных материалов ряд арестованных по делу дашнакской террористической организации был расстрелян. Так, из материалов архивно-следственного дела№ 22121 видно, что 17 июля 1937 г. по постановлению, подписанному Рухадзе, был арестован колхозник Урумян М. Г. Основанием к аресту Урумяна послужили ничем не подтвержденные и не проверенные показания арестованного Кундахчяна О. X. о том, что Урумян будто бы являлся участником террористической группы и примыкал к контрреволюционной дашнакской организации.

Во время следствия по делу Урумяна было составлено всего три кратких протокола его допроса.

На допросе от 20 июля 1937 г. Урумян признал, что якобы примыкал к дашнакской контрреволюционной организации. Об обстоятельствах вербовки Урумяна в протоколе допроса записано следующее:

«Меня в контрреволюционную дашнакскую организацию завербовал Кундахчян Мисак Мелконович в августе месяце 1936 г., когда я работал на поле и ломал табак... Кундахчян Мисак сказал: «В Армении (но не сказал, в каком городе именно) строится табачный совхоз. Запишемся в этот совхоз. Там дадут корову, дом и хорошее жалованье. Жалованье в месяц два раза. Запишемся», на что я согласился, и Кундахчян меня завербовал.

Прошла приблизительно одна неделя. Я пришел на Пилинковский базар, где я встретил Кундахчяна Мисака, и последний объяснил мне, что: «Та бумага, в которую я вписал твою фамилию, имя и отчество, имеет совершенно другую цель». На что я спросил Кундахчяна М.: «Что же ты говорил, что в Армении строится совхоз и для этого записал, а теперь в чем дело?» На что Кундахчян ответил, что «Слушай, Мелкой, я тебя записал, это имеет другие цели. Мы организовали к[онтр]р[еволюционную] дашнакскую организацию, и ты будешь членом этой организации». На что я дал свое согласие быть членом к[онтр]р[еволюционной] даш[накской] организации], работать честно и аккуратно и вербовать новых членов в нашу к[онтр]р[еволюционную] дашнакскую организацию. На этом мы разошлись. После этого я с ним не встречался» (т. л. д.).

Хотя нелепость таких «признательных» показаний была совершенно очевидна, дело по обвинению Урумяна было направлено на рассмотрение тройки НКВД ГССР, по решению которой Урумян в сентябре 1937 г. был расстрелян.

Аналогичным является дело по обвинению крестьянина села Колдохвары Гагрского района Каракеяна, который также был осужден к высшей мере наказания по непроверенным и столь же неправдоподобным показаниям.

Допросом установлено, что Рухадзе лично принимал участие в издевательствах над арестованными по делу дашнакской террористической организации. В частности, свидетель Чакрян М. Е. на допросе 11 февраля 1954 года показал:

«Зайдя в кабинет, где должен был производиться мой допрос, я увидел сидящих за столом начальника Гагрского отдела НКВД Рухадзе, сотрудников названного отдела НКВД Мартиросова и Кишмишева, а также арестованного Демерчяна...

Мартиросов приказал мне избивать Демерчяна Геворка, что мною и было сделано... Когда Демерчян Геворк и я друг друга избивали, то присутствующие там Рухадзе и другие, указанные мной выше сотрудники, смеялись на такое зрелище» (т. л. д.).

Преступный метод побуждения арестованных к зверским избиениям других арестованных вообще широко практиковался в Гагрском отделе в бытность Рухадзе начальником этого отдела. Так, свидетель Айба показал об обстоятельствах убийства арестованного Кетия следующее:

«...Однажды на допрос вызвали двух братьев Кетия Нестора и Исната. Возвратившись в камеру, Иснат Кетия рассказал следующее:

Им организовали очную ставку между собой, чтобы Иснат показал на Нестора, т. к. последний не хотел подписывать протокол с признанием своей вины, ибо никаких преступлений не совершал. Иснат Кетия под воздействием пыток во избежание того, чтобы его не убили совсем, решил на очной ставке сказать, что они вместе с братом якобы совершили преступление. Но Нестор Кетия не подтвердил ложных показаний своего брата. Тогда следователь, проводивший очную ставку, приказал Иснату Кетия бить своего брата Нестора Кетия, что последний и начал делать. Вместе со следователем они били Нестора Кетия до тех пор, пока он не потерял сознания, после чего его вынесли. Больше Нестор Кетия в камеру не вернулся...» (т. л. д.).

Проверкой уголовных дел по обвинению в принадлежности к дашнакской террористической организации установлено, что по решениям тройки при НКВД ГССР, принятым под председательством Рапава и с участием Церетели, были расстреляны

18 человек и подвергнуты лишению свободы в ИТЛ 11 человек. Остальные обвиняемые после пыток и истязаний были из-под стражи освобождены, хотя первоначально дела в отношении них также направлялись в суд для рассмотрения в порядке, предусмотренном законом от 1 декабря 1934 г. Прекращение дел в отношении этих лиц было мотивировано тем, что они якобы признали свою вину, раскаялись и не представляют социальной опасности. Таким путем была скрыта фальсификация ряда следственных дел в отношении лиц, ложно обвиненных в совершении тяжких государственных преступлений.

В настоящее время Военной коллегией Верховного суда СССР все дела в отношении участников т[ак] называемой] дашнакской террористической организации прекращены производством за отсутствием в действиях обвиняемых состава преступления.

Непосредственное участие обвиняемого Рухадзе в фальсификации уголовных дел по обвинению Леткемана и других, а также по обвинению в участии в «дашнакской организации» колхозников доказывается, кроме приведенных выше доказательств, также составленной самим Рухадзе его так называемой «оперативной биографией», в которой, всячески подчеркивая свою особую приближенность к Берия, обвиняемый писал:

«В 1935-1936 гг. и по октябрь 1937 г. работал в Гаграх в должности коменданта Гагрской особой погранкомендатуры, а затем начальника Гагрского отдела НКВД ГССР...

Лично вскрыл немецкую резидентуру, возглавляемую пчеловодом Леткеманом Г., имевшим связь с немецкими колонистами в Ставропольском крае. По нашим ориентировкам там также была вскрыта и ликвидирована немецкая резидентура. По делу Леткемана по Гаграм было выявлено и разоблачено 17 шпионов немецкой разведки. Все осуждены были к ВМН. Под моим непосредственным руководством (агентурные и следственные мероприятии) было разоблачено и арестовано до 700 человек — врагов народа, изобличенных во вредительской, диверсионной и террористической деятельности. Большая часть была осуждена к ВМН. Остальные -— к разным срокам наказания...

Принял непосредственное участие в следствии, организации процесса, а затем расстрела участников к[онтр]р[еволюционного] шпионского и диверсионного центра в Абхазии (Ладария, М. Лакоба и др., всего 17 человек).

По поручению товарища Берия арестовал и разоблачил как участников контрреволюционного] заговора в аппарате НКВД Абхазии Жужунава, Золковского, Петросяна и др...

Был вызван из Гагр в оперативную командировку в Тбилиси в НКВД ГССР, где проводил следствие по врагам народа (Вардзиели, Сапакоев, Джичоев, Киладзе, Чхаидзе и др.)...

По указанию товарища Л. П. Берия в июне 1939 г. был назначен на должность нач[альника] следственной части НКВД Грузинской ССР и проработал в этой должности по апрель 1941 года» (т. 29, л. д. 19-22).

Не отрицая фактов массового избиения арестованных и фальсификации дел и своего участия в этом, Рухадзе на следствии старался переложить основную вину в этом на Берия и Гоглидзе. На допросе он показал:

«В извращениях, которые имели место в следственной работе в Гагрском отделе НКВД в 1937 г., есть доля моей вины... Я лично неоднократно заходил в кабинеты следователей, где арестованных избивали... Я уже показывал, что в Гагрском отделе НКВД, как и в других органах госбезопасности Грузии, в 1937 г. широко практиковалось избиение арестованных. Однако эти извращения в следствии явились результатом вражеских установок, которые давались Берия, Гоглидзе...» (т. 8, л. д. 367).

Как уже указывалось ранее, после отъезда врага народа Берия в 1938 г. в Москву, Рапава и Рухадзе продолжали преступную практику заговорщиков, фальсифицируя следственные дела и применяя для этого к арестованным пытки и истязания.

Так, осенью 1939 г. НКВД Грузии были арестованы бывш[ий] начальник Управления милиции и секретарь партбюро НКВД Грузинской ССР Керкадзе М. И. и его жена акушерка Керкадзе К. И.

Арест Керкадзе был произведен вследствие того, что Рапава и Рухадзе заподозрили Керкадзе в том, что, являясь делегатом съезда КП(б) Грузии, он голосовал против кандидатуры Берия. Дело по обвинению Керкадзе вел лично Рухадзе, который допрашивал обвиняемого о том, как он якобы создал преступную группу, действовавшую против Берия и Рапава. Рухадзе и Рапава подвергали Керкадзе истязаниям. По этому поводу свидетель Керкадзе М. И. показал:

«...Когда меня вызвали в третий раз на допрос к Рухадзе, тогда начались настоящие изощренные пытки. Рухадзе, предложив: «Расскажите о к[онтр]р[еволюционной] работе», несколько раз сильно ударил меня резиновой дубинкой по местам, которые болели от прежних побоев, и по голове. От нестерпимой боли я ударился головой о стену, пытаясь защитить больные места тела от побоев...

Меня связали, и Рухадзе вместе со следователем Шавгулидзе и 2 или 3 помощниками, которых я не знаю, принялись зверски меня избивать мокрыми веревками, резиновыми палками и еще не знаю, какими предметами...

Меня били на полу по местам особенно болезненным. Били меня всю ночь до утра, когда я терял сознание, мне давали нашатырного спирта, я приходил в себя, и меня снова начинали бить. Под утро, без сознания... меня втолкнули в камеру...

Когда мое тело начало немного подживать, меня вновь потащили на допрос, вновь избивали до потери сознания... У меня появились сильные боли в области поясницы, видимо, мне повредили почки, так как я мочился кровью, били по голове, я потерял память, что и сейчас ощущается...

По существу в течение месяца, когда моим делом занимались Рухадзе и Шавгулидзе, допросов не было, а были систематические пытки, били меня смертным боем и только благодаря моему здоровому организму я смог вынести такие пытки.

Рухадзе требовал от меня показаний, что я был недоволен Берия и Рапава и готовился их убить.

Однажды сделали мне очную ставку с моей женой. Ее привели избитой, с опухшими ногами. Я был доведен до последнего предела человеческого терпения...

Жена на очной ставке сказала, что я был недоволен Берия и Рапава...

В этот раз я заявил: «Да, я был недоволен Берия и голосовал против него на выборах», чего на самом деле не было. Я был так измучен, что мог наговорить на себя что угодно, лишь бы избежать дальнейших пыток...» (т. л. д.).

Факт зверских избиений Рухадзе арестованного Керкадзе подтвержден также показаниями ряда свидетелей.

Так, свидетель Окуджава показал:

«Когда я вошел к Рухадзе, то увидел, что он стоит посреди кабинета с плетью в руках, а на полу сидел избитый Керкадзе и умолял Рухадзе не бить его. Я знал Керкадзе, который раньше был секретарем парткома НКВД, и картина, которую я увидел, поразила меня.

Рухадзе же, увидев меня, исступленно закричал мне: «Вон!», и я выбежал из его кабинета» (т. л. д.).

Жена Керкадзе — свидетель Керкадзе Кетевана Ивановна подтвердила факт применения к ней Рухадзе избиений и пыток. По этому поводу Керкадзе К. И. показала:

 «Я арестована была 19 сентября 1939 г. После ареста меня допрашивал Рухадзе. Он от меня требовал, чтобы я сказала, что мой муж Керкадзе имел намерение убить Берии и Рапава и был недоволен тем, что у власти мингрельцы...

Когда я отказалась дать такие показания, то меня заставили стоять на ногах в течение пяти суток. У меня опухли ноги от беспрерывного стояния. Тогда ко мне применили другой метод. Меня завели в отдельную комнату, где были Вухадзе, Шавгулидзе и еще один человек, фамилию которого не знаю. Рухадзе приказал мне сесть на пол. Когда я села, Рухадзе приказал Шавгулидзе избивать меня по ногам. Шавгулидзе стал меня бить веревкой по ногам. После этого взял веревку Рухадзе и стал меня ею избивать» (т. л. д.).

Рухадзе признал, что избивал Керкадзе М. И. и его жену, но показал, что делал это, выполняя указания обвиняемого Рапава.

В ноябре 1939 г. Керкадзе М. И. и Керкадзе К. И. были этапированы в Москву, где их допрашивал Берия с участием Рухадзе.

Несмотря на то что Керкадзе М. И. и его жена полностью отказались от данных ими ранее под воздействием пыток показаний, они при отсутствии каких-либо доказательств виновности были осуждены особым совещанием при НКВД СССР.

Признавая, что он применял избиения и пытки к арестованным, Рухадзе показал, что во всех случаях делал это с санкции и по указаниям обвиняемого Рапава. По этому поводу Рухадзе показал:

«Факты избиений арестованных имели место, но в каждом случае применение мер физического воздействия к подследственным производилось по указанию бывш[его] наркома внутренних дел ГССР Рапава.

Вообще в тех случаях, когда Рапава давал распоряжение об избиении арестованного, сотрудники следчасти, в том числе и я, пользовались, как правило, куском веревки, намоченным в воде. Кроме того, в некоторых случаях арестованным устраивали так называемые «стойки», причем последних заставляли стоять с поднятыми вверх руками» (т. л. д.).

На другом допросе Рухадзе показал:

«Подтверждаю, что виды репрессий («конвейерный допрос», допрос «стойка») действительно применялись в отношении арестованных, когда я возглавлял следственную часть НКВД ГССР. Однако следователи к указанным мерам физического воздействия прибегали только в соответствии с распоряжением бывш[его] наркома внутренних дел

Грузии Рапава. В тех случаях, когда обвиняемые не сознавались в инкриминируемых им действиях, Рапава давал указание о применении так называемой «стойки» и «конвейерной» системы допросов, а если и это не побуждало арестованного к даче показаний, приказывал в последующем избивать их. Такие указания от Рапава получал я, а затем передавал их следователям.

«Стойки» и «конвейерная» система допросов применялись к арестованным сутками и более продолжительное время, но это делалось по распоряжению Рапава» (т. л. д.).

Рухадзе признал также, что в результате применявшихся им избиений в бытность его начальником следчасти НКВД Грузии имели место случаи смерти арестованных.

Рухадзе показал:

«...У меня сохранился в памяти случай, когда вскоре после избиений один из арестованных умер...

В день ареста этого подследственного, обвинявшегося, если не ошибаюсь, в германском шпионаже, Рапава приказал мне, не сажая обвиняемого в камеру, сразу подвергнуть его допросу с избиением. Допрашивая арестованного в своем кабинете, Шавгулидзе подверг его избиению. Вскоре мне позвонил по телефону Рапава и, узнав от меня, что арестованный пока в шпионаже не сознается, сказал, что он сам зайдет на допрос.

Я тут же велел Шавгулидзе снова привести арестованного в мой кабинет, где Шавгулидзе и я вместе продолжали допрос и избиение арестованного.

Когда пришел Рапава, избиение подследственного продолжалось, причем Рапава в это время ругал арестованного и кричал мне и Шавгулидзе: «Дайте ему покрепче!»

После допроса этот арестованный в тюрьме скончался» (т. л. д.).

Факт смерти от избиений этого подследственного подтвердили допрошенные в качестве свидетелей Шавгулидзе М. И. и Тавдишвили М. К.

Бывшие сотрудники следчасти НКВД ГССР, допрошенные также в качестве свидетелей: Лобанидзе М. А., Бачилова И. М., Куциава П. В., Рогава В. А., Окуджава А. Б. и другие, показали, что Рухадзе, являясь в 1939-1941 гг. начальником следчасти НКВД ГССР, грубо попирал советские законы, пытал подследственных, практиковал систему так называемых «стоек» и совместно с Рапава насаждал произвол и беззаконие в следственной работе.

Свидетель Тертерашвили Г. Б., в частности, показал о факте, когда один из арестованных, не выдержав пыток в виде продолжительных «стоек», сошел с ума.

По вине обвиняемых Рухадзе и Рапава умер в тюрьме незаконно арестованный ими бывш[ий] заведующий отделом руководящих партийных органов Аджарского обкома КП(б) Грузии Чака-Берия B.C., ложно обвиненный в ведении контрреволюционной агитации, террористических намерениях и участии в к[онтр]р[еволюционной] организации.

Чака-Берия был арестован в сентябре 1938 г. врагом народа Б. Кобуловым по обвинению в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 58-10, 56-8, 58-7 и 58-11 УК ГССР. При помощи избиений от него были получены «признательные» показания.

29 мая 1939 г. дело по обвинению Чака-Берия рассматривалось Военным трибуналом Закавказского военного округа. В судебном заседании Чака-Берия отказался от ранее данных показаний как вынужденных. Вызванные в суд свидетели характеризовали Чака-Берия положительно и показаний о якобы проводимой им контрреволюционной деятельности не дали. Военный трибунал оправдал Чака-Берия во всех предъявленных ему обвинениях.

После этого обвиняемые Рухадзе и Рапава, решив добиться осуждения Чака-Берия якобы за контрреволюционную деятельность, несмотря на наличие оправдательного приговора Военного трибунала, подвергли Чака-Берия аресту по тем же обвинениям, в которых он уже был оправдан.

Постановление об аресте Чака-Берия подписано Рухадзе и Шавгулидзе и утверждено обвиняемым Рапава.

Следствием установлено, что, несмотря на категорическое предложение прокурора СССР от 25 апреля 1940 г. о немедленном освобождении Чака-Берия, преступники продолжали содержать Чака-Берия под стражей, и 28 июля 1942 г. Чака-Берия умер в тюрьме.

В настоящее время дело по обвинению Чака-Берия прекращено производством за отсутствием в действиях обвиняемого состава преступления.

Приведенные выше факты фальсификации следственных дел, террористических расправ с невиновными людьми, преступных и бесчеловечных методов, примененных обвиняемыми для осуществления злодейских изменнических замыслов заговорщиков, далеко не исчерпывают их преступной деятельности в период 1937-1941 гг.

Материалы, изложенные в первом разделе обвинительного заключения, свидетельствуют, что преступные методы применялись обвиняемыми не только по тем уголовным делам, которые были проверены в ходе расследования настоящего дела, но и по большому числу других аналогичных дел.

В данное время производятся дальнейшая проверка законности и обоснованности привлечения арестованных к уголовной ответственности по следственным делам, расследованным обвиняемыми или под их руководством.

Однако приведенные выше отдельные факты фальсификации следственных дел и террористических расправ с невиновными людьми с бесспорностью устанавливают, что:

1.    Эти преступления совершались обвиняемыми систематически, в больших масштабах.

2.    Обвиняемые по настоящему делу выполняли наиболее важные и конспиративные преступные поручения главарей заговорщической группы.

3.    Обвиняемые по настоящему делу совершали злодеяния не только по преступным поручениям Берия, Кобулова Б., Гоглидзе, но и по собственной инициативе, действуя при этом с особой жестокостью и бесчеловечностью.

3. Преступная деятельность обвиняемого Рухадзе после назначения его министром госбезопасности ГССР

В 1948 году обвиняемый Рухадзе при содействии врага народа Берия с помощью интриг и провокаций сумел добиться назначения на пост министра государственной безопасности Грузинской ССР. Узнав о состоявшемся назначении своем на эту должность, Рухадзе немедленно написал благодарственное письмо на имя Берия. По этому поводу свидетель Нильграм Б. А. показала:

«Я писала одну короткую записку, которую Рухадзе сам продиктовал мне в адрес Берия. Это было за день до опубликования решения о назначении Рухадзе министром госбезопасности Грузии. Записка эта была следующего содержания: в ней Рухадзе благодарил Берия за оказанное большое доверие и назначение и указывал, что он это доверие оправдает.

Когда я писала эту записку, я сначала не поняла, о каком назначении идет речь. Лишь на другой день после объявления решения о назначении Рухадзе министром госбезопасности мне стало ясно, за назначение на какую должность Рухадзе благодарил Берия» (т. 43, л. д. 151-152).

Будучи министром госбезопасности Грузии, Рухадзе продолжал действовать такими же преступными и провокационными методами, какими действовал главарь заговорщической группы Берия.

Так, после назначения министром госбезопасности Рухадзе начал свою служебную деятельность с уничтожения материалов, компрометирующих его самого, а также его соучастников и родственников. С этой целью в начале 1948 г. Рухадзе отдал преступное распоряжение об уничтожении более 300 архивно-следственных дел и агентурных разработок, содержащих компрометирующие данные в отношении Рухадзе, его родственников и соучастников. В результате этих преступных действий Рухадзе ряд следственных дел, сфальсифицированных заговорщиками, был уничтожен (т. 25, л. д.).

Как установлено следствием, обвиняемый Рухадзе так же, как и Берия, противопоставлял подчиненный ему аппарат Министерства госбезопасности партийным органам, пытался вывести работу органов госбезопасности из-под контроля партийных организаций, настраивал аппарат на отрыв от партийных организаций.

Свидетель Урушадзе И. Г. показал:

«Рухадзе давал указания начальникам подведомственных органов МГБ не информировать секретарей горкомов, обкомов и райкомов по интересующим партийные органы вопросам» (т. 16, л. д. 101).

Рухадзе собирал в отношении партийно-советских работников всевозможные провокационные материалы, о чем показал начальник 2-го отдела МВД ГССР свидетель Маркаров А. М.:

«Рухадзе в последнее время переключил аппарат МГБ Грузинской ССР, как известно, на разработку руководящих партийных и советских работников республики».

Продолжая подробно описанную в предыдущих разделах обвинительного заключения преступную практику фальсификации следственных дел и возведения ложных обвинений против честных советских и партийных работников, Рухадзе создал провокационное уголовное дело на члена КПСС, бывшего заместителя председателя Верховного суда Грузии Мамаладзе и его знакомых Кереселидзе и Мирианашвили, которые были ложно обвинены в контрреволюционной, террористической, диверсионной и шпионской деятельности. Для так называемой «разработки» Мамаладзе Рухадзе направил к нему секретного сотрудника — провокатора, взяточника и клеветника Хухунашвили. С ведома Рухадзе Хухунашвили провоцировал Мамаладзе на контрреволюционную деятельность. С этой целью Хухунашвили сам составил «программу» контрреволюционной организации, которую отпечатал на пишущей машинке на квартире у Рухадзе.

Когда Мамаладзе составил письмо в адрес И. В. Сталина, в котором указал на антипартийные действия некоторых руководящих работников Грузии, и писал, что они безнаказанно совершают преступления только благодаря поддержке Берия, Рухадзе изъял это письмо из почтового вагона и приобщил к следственному делу по обвинению Мамаладзе в качестве «вещественного доказательства» его вины.

В середине 1948 г. Рухадзе арестовал Мамаладзе, Кереселидзе и Мирианашвили.

С первых же дней следствия к Мамаладзе были применены истязания для понуждения его к даче вымышленных показаний.

Допрашивавший Мамаладзе бывший следователь Тавдишвили показал, что по указанию Рухадзе он применял к Мамаладзе длительные «стойки». Обвиняемый Рухадзе эти показания Тавдишвили подтвердил.

По решению особого совещания Мамаладзе, Кереселидзе и Мирианашвили были приговорены к лишению свободы.

Определением Военной коллегии Верховного суда СССР от 16 декабря 1953 года дело по обвинению Мамаладзе, Кереселидзе и Марианашвили производством прекращено за отсутствием в их действиях состава преступления.

В 1949-1950 гг. по вине обвиняемого Рухадзе на территории Грузинской ССР длительное время находился и безнаказанно проводил антисоветскую вражескую деятельность эмиссар так называемого «загранбюро» грузинских меньшевиков, агент американской и турецкой разведок Габинашвили. После выполнения задания «загранбюро» меньшевиков, а также американской и турецкой разведок Габинашвили беспрепятственно ушел в Турцию.

Не приняв в свое время никаких действенных мер для пресечения вражеской деятельности Габинашвили, обвиняемый Рухадзе уже после ухода Габинашвили в Турцию начал под видом борьбы с его агентурой массовые аресты лиц, так или иначе соприкасавшихся с Габинашвили во время пребывания последнего в Грузии.

Из числа арестованных 17 человек были впоследствии освобождены из-под стражи как подвергнутые арестам необоснованно.

По распоряжению Рухадзе к арестованным по делу Габинашвили применялись избиения и другие незаконные методы ведения следствия.

К материалам настоящего следственного производства приобщены документы с резолюциями Рухадзе о применении к арестованным подобных преступных мер. Ниже приводятся некоторые из этих революций:

«тт. Нибладзе, Куциава, Гучмазашвили — перейдите к активному допросу. Более тянуть мы не можем... т. Гучмазашвили проявляет непонятную медлительность».

«тт. Нибладзе, Куциава, Гургенидзе — активно допросите Гогинашвили Ивана. Он этого заслуживает».

«тт. Нибладзе, Куциава, Гучмазашвили — он все так врет. Надо приступить к активным допросам».

«тт. Нибладзе, Гамбаров... у т. Коренцели нет ни желания, ни цепкости. Проведите активный допрос, приведите ее к признанию» (т. л. д.).

Свидетель Куциава и обвиняемый Рухадзе показали, что указание об «активном допросе» означало, что арестованные должны быть подвергнуты избиениям.

О пытках, применявшихся к арестованным по этому делу, бывш[ий] врач внутренней тюрьмы МГБ ГССР Размадзе показал:

«...Жена Габинашвили, находившаяся под стражей... подвергалась таким побоям, что даже мне, хотя я и видал виды, становилось страшно. Габинашвили была избита до такого состояния, что вся распухла и не могла самостоятельно двигаться» (т. л. д.).

Бесчеловечным избиениям подвергались также арестованные Пирадзе и его жена.

Свидетель Тавдишвили, принимавший участие в расследовании дела Габинашвили, показал:

«...Извращенные методы в следствии насаждались Рухадзе и применялись только по его распоряжению.

Избиения арестованных, в частности, довольно широко практиковались при ведении следствия по делу Габинашвили» (т. л. д.).

Обвиняемый Рухадзе признал, что при расследовании дела Габинашвили к арестованный применялись «меры физического воздействия».

Следствием установлено, что в 1949 г. обвиняемый Рухадзе совместно с б[ывшим] заместителем] начальника 2-го Главного управления МГБ СССР, ныне арестованным Райхманом, провалил операцию по поимке другого эмиссара загранбюро грузинских меньшевиков Беришвили».

Свидетели Гургенидзе и Нибладзе показали, что Рухадзе, располагая необходимыми данными о местонахождении Беришвили в Грузии, допустил беспрепятственный уход его в Турцию.

В связи с делом Беришвили Рухадзе арестовал его сестру — Беришвили Н. По указанию Рухадзе следствие по делу Н. Беришвили началось с ее избиения. После одного из допросов, когда к Берешвили были применены пытки, она, не выдержав их, покончила жизнь самоубийством, повесившись в камере.

О применении к Беришвили Н. зверских избиений показал свидетель Размадзе. Кроме того, это доказывается актом судебно-медицинского вскрытия трупа Н. Беришвили.

Таким образом, являясь министром государственной безопасности Грузии, Рухадзе при ведении следствия в 1948-1952 гг. продолжал действовать столь же преступными методами, как и ранее.

С целью маскировки незаконных арестов Рухадзе стал проводить их под видом «задержания» граждан, но с содержанием «задержанных» во внутренней тюрьме КГБ ГССР. В процессе же следствия, добиваясь от арестованных и «задержанных» вымышленных показаний, Рухадзе наряду с избиением применял и так называемую «конвейерную систему» допроса арестованных. При «конвейерной системе» арестованного допрашивали непрерывно в течение нескольких суток, лишая его сна и пищи и доводя до полного истощения сил и потери сознания.

Свидетель Маргвелашвили В. В. об этих преступных нарушениях советской законности показал:

«...В следственной работе МГБ ГССР имели место грубейшие нарушения советской законности, применение извращенных методов допросов арестованных и систематическое нарушение уголовно-процессуальных норм...

В министерстве также существовала порочная практика, заключавшаяся в том, что с ведома Рухадзе задерживались в порядке ст. 100 УПК РСССР лица, в отношении которых не было достаточных материалов для их изъятия, с целью получения от них новых данных. Задержанные подвергались непрерывным допросам в течение 2-3 дней, и по получении от них «признательных» показаний о преступной деятельности арестовывали их...

С ведома Рухадзе в следственном отделе применялись порочные методы допросов арестованных. Я имею в виду «конвейерную» систему допросов и «стойки». Арестованных допрашивали непрерывно по несколько дней» (т. 13, л. д. 58-64).

Другой свидетель, Шарашидзе В. П., по этому вопросу показал:

«.. .После окончания в 1951 г. школы следственных работников МГБ СССР был назначен на должность заместителя] начальника отдела. Мне известно, что в следственной работе Министерства госбезопасности Грузинской республики в последние годы имели место грубейшие нарушения советской законности, выражавшиеся в необоснованных арестах и задержаниях советских граждан, в незаконном освобождении из-под стражи государственных преступников и применении противозаконных извращенных методов следствия. По указанию Рухадзе применяли такие осужденные извращенные методы следствия, как продолжительные допросы по несколько суток без отпуска арестованных в камеру и предоставления отдыха...

Рухадзе, попирая советские законы, давал незаконные указания о применении физических мер воздействия в отношении многих арестованных» (т. 17, л. д. 75-79).

К делу приобщены документы, подтверждающие, что Рухадзе, маскируя необоснованные аресты, ввел незаконную практику «задержания» советских граждан органами МГБ. Так, по данным учета за период с 1948 по 1951 г., подверглись незаконному задержанию органами МГБ с содержанием во внутренней тюрьме МГБ ГССР 966 человек (т. 25, л. д. 156).

Осмотром тюремных дел также документально подтверждено, что Рухадзе практиковал «конвейерную систему» допросов, при которой, как установлено, арестованные находились на допросах без отдыха, пищи и сна от четырех до семи суток (т. 20, л. д. 154).

Одним из видов пыток, которым подвергали арестованных в бытность Рухадзе министром госбезопасности ГССР, было помещение арестованных в «специальные камеры» внутренней тюрьмы.

По этому поводу пом[ощник] начальника внутренней тюрьмы МГБ ГССР свидетель Будников Ф. В. показал:

«Из общего количества камеры 5, 6, 7, 8, 9 и 10 представляют из себя камеры карцерного типа, причем 5 и 10 камеры представляют из себя каменные мешки, не имеют естественного освещения и естественного доступа воздуха, так как воздух туда проникает только через форточку в двери и щели двери...

Когда наркомом госбезопасности был Рухадзе, в 1949-1950 гг. зимой эти камеры не отапливались. Арестованных сажали туда в одном нижнем белье и на руки надевали наручники...

В отношении избиения арестованных я могу сказать, что случаи избиений были, причем избивали до того, что приходилось вмешиваться врачам, чтобы оказать избитым медпомощь» (т. 44, л. д. 58-59).

Допрошенные в качестве свидетелей медицинские работники внутренней тюрьмы МГБ ГССР Размадзе и Махатадзе показали об известных им многочисленных случаях избиений арестованных (т. 20, л. д. 182-183, 244-246).

Свидетель Размадзе показал, что ему было запрещено отражать в медицинских журналах диагнозы, свидетельствовавшие об избиениях арестованных.

Размадзе показал:

«Если просмотреть тюремный медицинский журнал за 1949-1952 гг., можно встретить ряд записей «жалоб» арестованных на фурункулы и опухоли. Под такими записями в подавляющем большинстве случаев скрывались акты избиений подследственных, когда им после побоев требовалось оказать медицинскую помощь.

Иногда в журналах вообще не записывались диагнозы, но по фельдшерскому журналу расходования медикаментов можно легко определить, кто из арестованных в связи с побоями подвергался лечению. В фельдшерских журналах отражено немало случаев выдачи арестованным ихтиоловой мази, ихтиоловой примочки. Эти медикаменты, как правило, отпускались арестованным для лечения вследствие избиений» (т. л. д.).

О масштабах производившихся по преступным указаниям Рухадзе избиений арестованных свидетельствует протокол осмотра амбулаторного журнала и журнала фельдшерских назначений больницы внутренней тюрьмы за время с 1 января 1950 года по 7 октября 1951 года. Из этого протокола осмотра видно, что лечение арестованных после избиений производилось более чем в 350 случаях.

Незаконные методы следствия применялись по указанию Рухадзе также к при расследовании уголовного дела о так называемой мингрело-националистической группе. По этому делу арестованных изнуряли путем систематических и продолжительных ночных допросов. Некоторых арестованных по этому делу на допросах избивали и помещали на длительный срок в карцер.

Обвиняемый Рухадзе признал, что по делу мингрело-националистической группы допускалась грубые нарушения социалистической законности (т. л. д.).

Следствием установлено, что в 1949 году по указанию Рухадзе была проведена незаконная операция по выселению местных граждан из Грузии под видом их добровольного согласия выехать с родственниками на места поселения последних.

В действительности же по указанию Рухадзе были оформлены специальные дела о выселении из Грузии этих лиц как якобы подлежавших спецпереселению в обязательном порядке.

Допрошенный по этому поводу свидетель Селивановский М. Н. показал:

«...Никаких указаний по оформлению дел на добровольно выехавших в 1949 г. из Грузии как на спецпоселенцев я не давал и о том, что они переведены на положение спецпоселенцев, мне известно не было...

Я не могу утвердительно сказать, но, по всей вероятности, распоряжение об оформлении дел на добровольно выехавших греков из Грузии как на спецпоселенцев со ссылкой на меня дал министр ГССР Рухадзе» (т. 15, л. д. 274-276).

К делу приобщены документы комиссии МГБ СССР, подтверждающие, что в результате произвола и беззакония, допущенного Рухадзе, большое количество советских граждан было незаконно выселено из Абхазии. На этих граждан по указанию Рухадзе были оформлены материалы с предложением о направлении их на спецпоселение как лиц, на которых якобы имеются серьезные компрометирующие материалы (т. 24, л. д. 28-76).

Следствием установлено также, что Рухадзе, создавая видимость благополучия в оперативной деятельности НГБ ГССР, скрыл от ЦК КПСС и МГБ СССР серьезные провалы в работе органов государственной безопасности Грузии. Так, например, Рухадзе в течение длительного времени скрывал факт массового распространения антисоветских листовок на демонстрации трудящихся г. Тбилиси 7 ноября 1949 года.

Доказано, что Рухадзе, являясь министром госбезопасности Грузинской ССР, подбирал кадры по принципу приближенности и личной преданности, засорив органы госбезопасности Грузии сомнительными, не внушающими политического доверия людьми.

Приобщенными к делу документами и показаниями свидетелей Рухадзе изобличается также в нарушении финансовой дисциплины, незаконном расходовании государственных средств, предназначенных на оперативные цели, и участии в подлоге ряда денежных документов.

Материалами предварительного и судебного следствия по делу врага народа Берия и его сообщников установлено, что после назначения Берия в 1953 году министром внутренних дел СССР заговорщики резко активизировали свою преступную деятельность.

Делая ставку на общую активизацию реакционных империалистических сил против Советского государства, враг народа Берия, готовя захват власти и установление контрреволюционной диктатуры, расставил на ряд ответственных должностей в МВД СССР как в центре, так и на периферии своих сообщников.

В это время ряд обвиняемых по настоящему делу также был возвращен Берия в систему МВД и назначен там на руководящие должности.

Так, обвиняемый Савицкий получил должность помощника Б. Кобулова, ныне осужденного. Обвиняемый Парамонов был назначен заместителем] начальника следчасти по особо важным делам МВД СССР. Обвиняемый Церетели занял должность заместителя министра внутренних дел ГССР и начальника пограничных войск Грузинского округа. Обвиняемый Рапава был освобожден Берия из-под стражи и выдвинут на пост министра государственного контроля ГССР (министром госконтроля СССР являлся соучастник Берия, враг народа Меркулов).

В период активизации антисоветской, изменнической деятельности заговорщиков обвиняемый Савицкий участвовал во вражеских действиях участников заговора, направленных к тому, чтобы посеять вражду и рознь между народами союзных республик и великим русским народом.

Следствием по делу Берия и его соучастников установлено, что с целью обмана вышестоящих органов и добиваясь удаления работников русской национальности со всех ответственных постов в союзных республиках, Берия приказал ряду подчиненных ему работников представить сфальсифицированные данные о национальном составе партийно-советских кадров в союзных республиках.

Обвиняемый Савицкий активно участвовал в составлении подобного рода сфальсифицированных документов. Так, после отказа быв[шего] министра внутренних дел БССР Баскакова представить сфальсифицированный доклад о национальном составе ответственных работников партийно-советского аппарата в БССР, подробную сфальсифицированную докладную записку составил по указанию Берия и Кобулова обвиняемый Савицкий.

Об обстоятельствах, при которых подобная записка была составлена, свидетель Баскаков показал:

«...6 июня днем я прилетел в Москву и прямо явился к Кобулову в кабинет, который тут же поручил своему помощнику Савицкому вместе со мной написать записку на имя JI. П. Берия. В соответствии с указаниями Кобулова Савицким при моем участии в течение 30-40 минут была продиктована стенографистке записка, причем в нее включались данные только те, которые показывали организации, где работников белорусов было мало и имелось больше русских. Данные же, где было белорусов больше, в записку не включались под предлогом, по выражению Кобулова, как нехарактерные.

Так была подготовлена записка, подписанная мною и сданная Кобулову.

...В этот же день, буквально через час после сдачи записки, примерно в 20-21 час 6 июня я был вызван к бывш[ему] министру Берия, где мне было объявлено, что я освобожден от должности министра внутренних дел БССР...» (т. л. д.).

Следствием установлено, что обвиняемый Савицкий участвовал также в составлении аналогичного клеветнического документа и в отношении литовских партийно-советских кадров.

4. Данные о личности обвиняемых. Укрывательство врагом народа Берия обвиняемых по настоящему делу от ответственности за совершенные ими преступления

Следствием по настоящему делу установлены тесные преступные связи обвиняемых с врагом народа Берия и его ближайшими соучастниками Б. Кобуловым, Гоглидзе, Меркуловым и др. Установлены также данные, свидетельствующие о темном, преступном прошлом обвиняемых, их связи с антисоветскими элементами, совершенных ими корыстных преступлениях и злоупотреблениях по должности.

Главари заговорщической группы Берия, Б. Кобулов, Гоглидзе тщательно оберегали и укрывали от ответственности своих соучастников, продолжая использовать их в своих преступных целях в последующие годы.

Личность обвиняемого Рапава и его особая приближенность к Берия характеризуется рядом свидетельских показаний и других материалов дела.

Так, свидетель Урушадзе Т. Л. показал:

«Рапава А. Н. — ставленник Берия. Жена его происходит из дворян, двоюродная сестра известного меньшевика Жордания, шурин Рапава — Жордания Гиго нелегально перешел границу в Турцию и находится в Париже» (т. л. д.).

Свидетель Барский Е. П. показал:

«В 1938 г. я случайно читал личное дело Рапава и поэтому узнал из одного документа, который тогда был в его личном деле, о том, что он состоял в 1917-1920 гг. в партии социал-федералистов, стремившейся к созданию самостоятельной буржуазной Грузии под протекторатом Англии.

В том же 1938 г. Берия на пост наркома внутренних дел выдвинул такого грязного человека, враждебного партии и советской власти, каким был Рапава» (т. л. д.).

Осужденный ныне враг народа Гоглидзе, характеризуя Рапава и его отношение к Берия, показал:

«Рапава я близко узнал с того времени, когда я в 1934 г. был назначен наркомом внутренних дел Закавказья, а Степанов и Рапава были назначены моими заместителями... Работая с Рапава до 1938 г., мне известно, что он был очень близким человеком к Берия, дружил с ним, жил в одном доме, посещали друг друга. Почему Берия поддерживал и выдвигал Рапава, я точно не знаю, но, полагаю, потому, что Рапава поддерживал Берия в его борьбе с полномочными представителями ГПУ, с которыми Берия был в неприязненных отношениях, и принимал меры к тому, чтобы выгнать их, что в конечном итоге ему удалось» (т. л. д.).

В период Великой Отечественной войны брат Рапава, попав в плен к немцам, изменил Родине и вступил в гитлеровскую партию. Об этом обстоятельстве было известно Берия, Меркулову и другим участникам заговорщической группы, которые сами известили Рапава об измене Родине, совершенной его братом.

Враг народа Меркулов показал, что в 1946 г. он послал Рапава полученное из Министерства вооруженных сил сообщение по поводу его брата, из которого было видно, что К. Рапава, полковник, бывший начальник химслужбы дивизии, находясь в плену, изменил Родине и вступил в фашистскую партию.

По поводу посылки Рапава этого документа Меркулов показал, что не помнит, с какой целью он адресовал сообщение Министерства вооруженных сил на имя Рапава, но полагал, что этот документ не составляет для последнего секрета.

В том же протоколе допроса, характеризуя отношение Берия к Рапаве, Меркулов показал:

«Рапава в период работы Берия в Грузии бывал неоднократно на даче у Берия. Берия выдвигал Рапава по работе. Он же, Берия, выдвинул в 1953 г. Рапава на должность министра госконтроля» (т. л. д.).

Обвиняемый Рухадзе, характеризуя особую приближенность Рапава к Берия, показал следующее:

«Родной брат Рапава — Капитон во время войны изменил Родине — перешел на сторону немцев. В этот период Рапава Капитон был командиром химслужбы одной из армий. При наличии таких данных о близких родственниках и при наличии показаний Беришвили на самого Рапава Берия назначил его на ответственный пост и продолжал его держать в должности наркома, а затем министра внутренних дел и госбезопасности до 1948 года» (т. л. д.).

Бывший секретарь ЦК КП Грузии Чарквиани К. Н., допрошенный в качестве свидетеля, показал:

«Рапава, будучи наркомом внутренних дел Грузии и членом бюро ЦК КП Грузии, собирал материалы на отдельных членов бюро и доносил обо всем Берия, зачастую извращая настоящее положение вещей... Собирая провокационные материалы на ответственных работников, Рапава не сообщал об этом в ЦК, а пересылал материалы непосредственно Берия... В 1942 г. Рапава собрал ложный провокационный материал на секретаря ЦК КП Грузии по промышленности Алавидзе...

В 1945 г. Рапава явился инициатором фальсификации уголовного дела против грузинской интеллигенции» (т. 3, л. д. 157-158).

Далее, свидетель Чарквиани К. Н. в своих показаниях дал следующую характеристику Рапава:

«Рапава по складу своего характера непартийный человек, властолюбив не в меру своих способностей, карьерист и интриган... Рапава ни перед чем не остановится, чтобы очернить неугодного ему человека; скрытен, упрям и в упрямстве тверд и вынослив... Ни одного вопроса более или менее важного Рапава не поставил на согласование с ЦК, не обсудив его предварительно с Берия. Для Берия Рапава был надежным человеком, до конца ему лично преданным и способным все утаить, скрыть, если это касалось Берия» (т. 3, л. д. 157-166).

Не отрицая, что он скрывал преступное прошлое Берия, обвиняемый Рапава показал:

«...На мое имя поступило агентурное донесение или анонимка на Берия о том, что он в 1919 г. служил в мусаватистской полиции. При передаче дел Рухадзе я ему показал этот документ, и он его при мне порвал, сказав при этом, что сохранением такого документа мы сами распространяем провокацию о Берия» (т. 1, л. д. 31-38).

Таким образом, установлено, что Рапава и Рухадзе, пользуясь покровительством Берия, в свою очередь, скрывали от партии и государства преступное прошлое Берия и его службу на секретно-агентурной должности в разведке контрреволюционного мусаватистского правительства в Азербайджане, действовавшего под контролем английских разведывательных органов.

С помощью Рапава Берия длительное время укрывал от ответственности племянника своей жены изменника Родины Шавдия.

Во время Отечественной войны Шавдия, изменив Родине, поступил на службу в так называемый «грузинский легион», находившийся в составе войск СС, а затем в гитлеровскую службу безопасности — СД, участвовал в расстрелах военнопленных союзных войск, в борьбе с партизанским движением и в охране тюрем. Находясь в Париже, Шавдия установил и поддерживал связи с контрреволюционной грузинской эмиграцией.

После окончания Великой Отечественной войны Шавдия с помощью соучастника Берия — ныне осужденного Шария был переброшен на самолете из Парижа в Грузию, где Рапава, располагая неопровержимыми данными о службе Шавдия в гитлеровской СД и совершенной им измене Родине, взял Шавдия под свою защиту, укрыв его от ответственности.

Арестованный Шавдия по этому поводу показал:

«Министр госбезопасности Грузии Рапава вызвал меня к себе на третий или четвертый день после прибытия в Тбилиси. Я ему коротко рассказал о пребывании в плену и службе у немцев в грузинском национальном легионе. По его указанию я коротко написал свои объяснения. Позднее, в 1945-1946 гг., в Министерстве госбезопасности я дал подробные показания о своей изменнической деятельности во время пребывания у немцев. Рапава спрашивал меня, посещал ли я и сколько раз в Париже меньшевика Гегечкори... С Рапава в эти годы я встречался много раз. Он проживает в одном доме с моей бабушкой Гегечкори Д. Пока был министром госбезопасности Рапава, меня не привлекали к уголовной ответственности» (т. л. д.).

Подтвердив, что Рапава покровительствовал изменнику Родины Шавдия, враг народа Б. Кобулов показал, кроме того:

«Шавдия на допросе подтвердил, что в разговорах с ним Гегечкори хвалил Рапава и Шария как способных людей, занимающих видные государственные посты в Грузии» (т. л. д.).

Об особой приближенности к врагу народа Берия обвиняемого Церетели Ш. О. свидетельствует то обстоятельство, что даже соучастники Берия называли Церетели «цепным псом Берия».

По этому поводу обвиняемый Савицкий показал:

«Церетели всегда занимал руководящие должности в НКВД Грузии. Он являлся близким, приближенным человеком Берия, который ему всегда покровительствовал... Все сотрудники НКВД Грузии, равно как и я, всегда считали Церетели беспредельно преданным Берия. Его называли цепным псом Берия» (т. л. д.).

Сообщник Берия — Кобулов Б. показал:

«Хотя Церетели почти неграмотен, Берия в 1938 году счел возможным перевести его в Москву и назначить заместителем] начальника 4-го спецотдела. Берия возлагал на Церетели выполнение наиболее важных боевых заданий» (т. л. д.).

Берия на допросе 26 августа 1953 года на вопрос: являлся ли близким к нему человеком Церетели, ответил: «Я доверял ему» (т. л. д.).

Нужно указать, что Берия всячески поддерживал и продвигал Церетели, располагая сведениями о темном, преступном прошлом последнего.

Являясь по происхождению сыном князя и попав в 1915 г. в чине прапорщика царской армии в плен к немцам, Церетели вступил в так называемый грузинский легион, созданный немцами и грузинскими буржуазными националистами для оккупации Закавказья. В чине обер-лейтенанта Церетели прослужил в этом легионе на территории Германии и Турции более полутора лет (1915-1917 гг.).

По поводу легиона, в котором служил Церетели, враг народа Кобулов показал, что легион этот «был организован немецким военным командованием, по существу военной разведкой, для оказания грузинским меньшевикам помощи в установлении в Грузии буржуазного строя под протекторатом Германии. Легион состоял из военнослужащих русской армии по национальности грузин, главным образом дворянско-княжеского происхождения» (т. л. д.).

Вернувшись в 1918 г. в Грузию, Церетели служил офицером армии меньшевистского правительства (т. л. д.).

После установления советской власти в Грузии Церетели арестовывался за убийство милиционера (т. л. д.).

Зная, что Церетели выходец из социально чуждой среды и политически скомпрометированный человек, Берия, будучи председателем ГПУ Грузии и Закавказской федерации, всячески приближал Церетели, продвигал его по службе, поручал выполнение особых заданий, а также проявлял большую заботу о нем.

С особыми поручениями Берия Церетели в 1926 году выезжал в Турцию, а в 1928 году — в Иран (т. л. д.).

Из письма Берия к Ягоде от 24 февраля 1933 г. видно, что он проявлял особую заботу о Церетели (т. л. д.).

Свидетель Квиливидзе показал, что, допрашивая в 1934-1935 гг. арестованного Магалашвили Нестора, со слов последнего он узнал, что деятельность грузинского комитета и легиона направлял немецкий разведчик граф фон Шуленбург, который занимался подготовкой немецкой агентуры в тылу русских войск.

Свидетель Квиливидзе показал:

«Из данных дела Магалашвили мне было известно о том, что Церетели Ш. О. в период Первой мировой войны 1914-1918 гг. имел связь с германской разведкой, непосредственно с офицером германской армии фон Шуленбургом, и что он в 1914-1915 гг. являлся офицером грузинского национального легиона, находившегося на территории Турции» (т. л. д.).

Из показаний свидетеля видно, что об этом он докладывал Гоглидзе, но никакого указания о допросе Магалашвили по поводу Церетели не получил.

В 1937 году Берия, Гоглидзе и Б. Кобуловым были получены данные об антисоветской деятельности Церетели и Рухадзе. Несмотря на то что во всех других случаях подобные же данные влекли аресты заподозренных лиц, в отношении Церетели и Рухадзе не только не было сделано таких выводов, но компрометирующие их материалы оставлены без всякой проверки. В последующем эти материалы были уничтожены по распоряжению Рухадзе.

Враг народа Кобулов Б. при допросе его подтвердил, что в распоряжении НКВД Грузинской ССР имелись данные об антисоветской деятельности Церетели и что эти материалы докладывались Берия, но последний дал распоряжение Церетели к ответственности не привлекать. Более того, пробравшись в 1938 г. на пост народного комиссара внутренних дел СССР, Берия назначил ряд своих соучастников, в том числе и Церетели, на руководящие должности как в аппарате НКВД СССР, так и на периферии. При этом Церетели использовался Берия для выполнения наиболее конспиративных преступных поручений, связанных с тайным похищением и убийствами людей.

Враг народа Берия, признав, что по его поручениям Церетели совершал тайные похищения людей и убийства, показал:

«...Мною Церетели намечался на работу в специальную группу, которую возглавлял Судоплатов, для осуществления специальных заданий, т. е. избиений, тайного изъятия лиц... В эту группу привлечены были мной особо доверенные лица» (т. л. д.).

Обвиняемый Рухадзе показал:

«В 1948 г. благодаря моему настоянию Церетели был освобожден от должности первого заместителя министра госбезопасности Грузинской ССР. Однако Церетели выехал в Москву с жалобой и направился прямо к Берия. Последний дал распоряжение МВД СССР о назначении Церетели начальником войск грузинского пограничного округа и заместителя] министра внутренних дел Грузии. Должность заместителя] МВД Грузии специально была введена по указанию Берия.

В 1950 году, когда погранвойска перешли в систему МГБ, Церетели вновь стал моим заместителем, причем для него специально ввели эту должность, опять-таки, по-видимому, по указанию Берия».

Церетели подтвердил, что в 1948-1951 гг. он обращался к Берия и последний в обоих случаях помог ему остаться в должности заместителя министра внутренних дел, а затем заместителя министра госбезопасности Грузии.

После кончины И. В. Сталина Берия, активизируя свою подрывную деятельность против Советского государства и перейдя к форсированным действиям для достижения своих преступных целей, начал усиленно выдвигать на руководящие должности в Министерстве внутренних дел участников заговорщической группы. В это время Церетели был назначен заместителем министра внутренних дел ГССР и начальником пограничных войск Грузинского округа. Установлено, что в июне 1953 года за несколько дней до разоблачения и ареста Берия, Кобулова и других участников заговорщической группы, Церетели был срочно вызван в Москву и встречался с Б. Кобуловым в рабочем кабинете последнего в здании МВД СССР.

О политическом облике и личности обвиняемых Савицкого, Кримяна и Хазана, об их взаимоотношениях с другими наиболее близкими к Берия участниками заговорщической изменнической группы следствием собраны следующие данные.

Савицкий, сын полковника царской армии, дворянина, организатора белогвардейских отрядов для борьбы с советской властью, пробравшись в органы НКВД Грузинской ССР в 1931 году, пользовался особым покровительством со стороны врага народа Кобулова Б. Через непродолжительное время Савицкий был выдвинут Кобуловым на должность начальника отделения, а затем и пом[омощника] начальника IV отдела.

В апреле 1939 г., после смены руководства НКВД ГССР, Савицкий был уволен из органов НКВД в запас за невозможностью дальнейшего использования.

В 1941 году Савицкий при содействии Кобулова был отозван с фронта и назначен заместителем] начальника отделения VI Управления НКВД СССР.

В 1943 году, когда Кобулов был назначен заместителем наркома госбезопасности СССР, Савицкий перешел к нему на работу секретарем.

В 1945 г. по указанию Кобулова Савицкий был назначен на должность заместителя] начальника секретариата НКГБ СССР, а после освобождения Кобулова от должности заместителя] наркома госбезопасности Савицкий добился своего увольнения из органов НКГБ по болезни.

В 1946 году в связи с назначением Кобулова заместителем начальника Главного управления советским имуществом за границей при Совете министров СССР Савицкий по просьбе и рекомендации Кобулова был назначен пом[омощником] начальника этого управления.

В марте 1953 г., после назначения Кобулова первым заместителем министра внутренних дел СССР, Савицкий по указанию Берия был вновь зачислен на работу в органы МВД и назначен помощником Кобулова. Таким образом, вся служебная карьера Савицкого была обусловлена его близостью к Кобулову, который неизменно при всех своих перемещениях по службе переводил за собой и Савицкого как лично преданного ему и готового выполнить любое его преступное задание.

Кримян Никита Аркадьевич в органах НКВД Грузинской ССР начал работать с 1932 года. Будучи морально разложившимся человеком и близким другом Савицкого, он был приближен к себе Кобуловым.

Начав работать в качестве практиканта оперуполномоченного ЭКО, Кримян при содействии Кобулова в 1937 году был выдвинут пом[омощником] начальника отделения, в 1938 г. — начальником отделения, в 1939 году — заместителем начальника следчасти НКВД ГССР. В 1940 году Кримян по личному указанию Берия был назначен начальником следчасти УНКВД Львовской области, в 1940-1941 гг. — заместителем] начальника УНКВД Львовской области, а затем заместителем и начальником УНКВД Ярославской области. В 1945 г. Кримян был назначен наркомом государственной безопасности Армянской ССР. В 1947 г. с этой должности за склоки и непартийное поведение Кримян был снят и назначен с понижением на должность начальника У МГБ Ульяновской области.

В 1951 году Кримян за допущенные им нарушения законности, выразившиеся в незаконных арестах граждан, в применении незаконных методов следствия, за преследования и необоснованные увольнения честных коммунистов, указывавших ему на недостатки в работе, с этой должности был снят и уволен из органов МВД за невозможностью дальнейшего использования.

Хазан А. С. был принят на оперативную работу в НКВД Грузии врагом народа Гоглидзе, который располагал сведениями о связях Хазана с троцкистами. В частности, Гоглидзе было известно, что в 1932 г. Хазан подарил троцкистке Упштейн книгу К. Маркса, на которой учинил надпись, содержавшую гнусный выпад против В. И. Ленина.

Из личного дела Хазана видно, что в 1935 г. СПО ГУ ГБ НКВД предложил перевести Хазана на другую работу «как абсолютно не подходящего», о чем центральная аттестационная комиссия НКВД СССР вынесла специальное решение. Однако Гоглидзе, получив уведомление об этом, не только не выполнил постановления аттестационной комиссии, но, наоборот, назначил Хазана начальником 1-го отделения СПО.

Выполняя преступные задания врага народа Берия о фальсификации следственных дел и расправах с невиновными людьми, Хазан, Кримян, Савицкий и Парамонов вместе с тем занимались мародерством, расхищали ценности, изъятые у арестованных.

О присвоении обвиняемыми вещей и ценностей арестованных свидетель Давлианидзе показал:

«Когда я в 1937 г. был назначен заместителем] нач[альника] СПО НКВД Грузии, то обратил внимание, что два кабинета в СПО были превращены по указанию Кобулова Б. 3. в камеры хранения ценных вещей, изъятых у арестованных при обысках, как то: золото и серебро... охотничьи ружья, отрезы материи, меха, фотоаппараты и проч.

...Это было сделано с умыслом, и ценности и вещи присваивались Кобуловым, Хазаном, Савицким, Кримяном и Гарибовым» (т. л. д.).

Ввиду того, что провокационные методы, следствия, практиковавшиеся Хазаном, получили широкую огласку, Гоглидзе в феврале 1938 г. был вынужден арестовать Хазана. Как видно из дела по обвинению Хазана, несмотря на ряд неопровержимых фактов совершенных им преступлений, никакого расследования фактически не производилось, а следователь ограничился лишь получением собственноручных объяснений от Хазана.

Более того, как видно из показаний свидетеля Давлианидзе, из дела по обвинению Хазана был изъят ряд изобличающих его документов.

Давая показания по поводу причин ареста и последующего освобождения Хазана, враг народа Гоглидзе показал:

«В 1937 г. по предложению Кобулова у Хазана были сосредоточены все материалы на сотрудников НКВД Грузии, проходивших по показаниям арестованных. Через несколько месяцев после этого решения стало известно, что Хазан специально собирал провокационным путем материалы на сотрудников НКВД и со многими из них сводит личные счеты, терроризирует аппарат угрозами и запугиванием» (т. л. д.).

На другом допросе Гоглидзе показал:

«По настоятельной просьбе Кобулова Б. 3. я написал представление Берия о том, чтобы дело Хазана прекратить, ограничившись увольнением. Берия согласился. Впоследствии Хазан был принят в центральный аппарат НКВД СССР при содействии того же Кобулова, который мне как-то говорил, что Хазан обратился к нему с просьбой о даче характеристики, и он рекомендовал Хазана» (т. л. д.).

Следует указать, что после вынужденного увольнения Хазана с оперативной работы в НКВД Грузии он был назначен преподавателем дисциплины «Следственное дело» в межрайонную тбилисскую следственную школу НКВД.

Обвиняемый Парамонов с 1930 года служил в НКВД Грузинской ССР в должностях: помощника] уполномоченного, уполномоченного и начальника 8-го отделения в НКВД Грузии; в 1937 году он, преследуя карьеристские цели, при содействии Савицкого добился от Кобулова перевода на следственную работу в СПО. Не обладая ни теоретической подготовкой, необходимой для работы следователя, ни следственным опытом, Парамонов, однако, стал пользоваться особой поддержкой со стороны врага народа Гоглидзе и был последним приближен к себе. Причиной этому послужило то, что, применяя избиения и пытки к арестованным, Парамонов вместе с Савицким фальсифицировал следственные дела, добиваясь ложных показаний от арестованных.

В ноябре 1938 года, после перевода Гоглидзе в Ленинград в качестве начальника Управления НКВД, он забрал с собой Парамонова и назначил его начальником секретариата. В 1941 году, будучи назначен на работу в Молдавскую ССР, Гоглидзе добился утверждения Парамонова своим помощником. Впоследствии, после назначения Гоглидзе начальником Управления НКВД по Хабаровскому краю, он вновь перетащил Парамонова с собой в качестве своего заместителя, и только в сентябре 1949 года, когда такая их близость обратила на себя внимание вышестоящих организаций, Парамонов был отозван в Москву, а затем назначен заместителем начальника управления НКВД по Горьковской области.

15 марта 1953 года, в период особой активизации группы заговорщиков, Парамонов был вызван Савицким в МВД СССР, где после переговоров с врагами народа Мешиком, Кобуловым и Берия получил назначение на должность заместителя начальника следчасти по особо важным делам МВД СССР

Выше указывалось, что обвиняемый Надарая, как приближенный Берия, был назначен по указанию последнего в 1937 году на должность начальника внутренней тюрьмы НКВД ГССР, где, заведомо зная, что Берия и его соучастники производят уничтожение невиновных людей, Надарая лично участвовал в зверских расправах с арестованными.

В 1939 году Берия назначил Надарая на должность заместителя начальника своей личной охраны, а в 1953 году назначил его начальником личной охраны. На протяжении 15 лет службы в личной охране Берия Надарая являлся одним из наиболее приближенных и доверенных соучастников Берия. Именно Надарая и другому сотруднику своей личной охраны Саркисову Берия доверял исполнение наиболее конспирируемых поручений.

О близких, доверительных отношениях, существовавших между Берия и Надарая, арестованный Дидюков показал:

«У Надарая с Берия взаимоотношения очень хорошие. Надарая так же, как и Саркисов, всегда и всюду был с Берия: на квартире, на службе, на даче. Надарая был близким человеком Берия. Берия ему, безусловно, доверял».

В процессе следствия по делу Берия он был разоблачен как морально-растленный человек, окруживший себя в быту проходимцами и проститутками, политически сомнительными и морально разложившимися людьми. Превратив свой особняк и дачу в притоны разврата, Берия использовал Надарая и Саркисова как сводников, систематически доставлявших ему в особняк различных женщин, многие из которых были связаны с иностранными разведками.

По указанию Берия Надарая и Саркисов устанавливали слежку за понравившимися ему женщинами и девушками, выясняли их фамилии и адреса, а затем привозили их к Берия (т. 40, л. д. 32 , 38, 133, 138; т. 41, л. д. 43, 47^48).

Арестованный Саркисов показал:

«Будучи приближенным Берия, я хорошо знал его личную жизнь и могу характеризовать его как человека развратного и нечестного... Знакомства с женщинами Берия завязывал различными способами. Как правило, такие знакомства состоялись во время его прогулок. Прохаживаясь около своего дома, Берия замечал какую-нибудь заинтересовавшую его женщину. В этом случае он посылал меня, Надарая... узнать ее фамилию, имя, адрес или телефон... В ряде случаев Берия знакомился с женщинами по письмам и телеграммам, которые поступали в его адрес с различными просьбами гражданского населения... Мы ездили к таким женщинам, и если они оказывались привлекательными, мы докладывали об это Берия, заводили по его поручению с ними знакомство и затем в зависимости от договоренности приводили их на квартиру Берия или на дачу. Женщины на квартиру к Берия привозились, как правило, на ночь» (т. л. д.).

Обвиняемый Надарая показал:

«Почти каждый день мы приглашали к нему (к Берия) ночевать какую-нибудь женщину... Вообще-то не одна девушка была завлечена в этот дом обманом и не одна поплатилась» (т. л. д.).

По указанию Берия, Надарая и Саркисов вели списки женщин, которых они доставляли к Берия на ночь. К делу приобщено девять таких списков и отдельные записки с адресами женщин, изъятые у Надарая и Саркисова при аресте (т. 40, л. д. 32-33, 38, 226; т. 41, л. д. 52).

На предварительном и судебном следствии Берия признал, что использовал Надарая и Саркисова как сводников, систематически доставлявших к нему в особняк различных женщин, и что он с помощью Надарая и Саркисова превратил свой особняк в притон разврата (т. 41, л. д. 57-59).

Допрошенные в качестве обвиняемых Рапава А. Н., Рухадзе Н. М., Церетели Ш. О., Савицкий К. С., Кримян Н. А., Хазан А. С., Парамонов Г. И. и Надарая С. Н. голословно отрицали свое участие в изменнической заговорщической группе. Однако, будучи изобличены многочисленными доказательствами, предъявленными им в процессе следствия по настоящему делу, все обвиняемые вынуждены были признать ряд преступлений, совершенных ими.

Обвиняемый Рапава А. Н. признал, что он был близок к Берия и что, когда в 1946 г. ему и Рухадзе стали известны материалы о принадлежности Берия к мусаватистской разведке, они скрыли эти данные и уничтожили документы (т. 1, л. д. 21, 34).

Рапава признал, что он санкционировал избиение арестованных в процессе следствия по отдельным делам и участвовал в выполнении преступного поручения Берия по тайному убийству двух лиц (т. 1,л.д. 115-117, 103-105; т. 2, л. д. 180-183).

Рапава вынужден был признать, что он утвердил постановление о возбуждении уголовного дела против Орджоникидзе П. К., подписал ордер на арест Орджоникидзе Д. Г., утвердил обвинительное заключение по делу Орджоникидзе И. К. и его жены — Орджоникидзе А. М. и, таким образом, участвовал в террористической расправе с родственниками Серго Орджоникидзе (т. 2, л. д. 5, 7-10,11, 13,14-25,28-31, 36^5; т. 3, л. д. 21-24, 32-38, 75-76).

Рапава признал, что им были подписаны ордера на арест Давидова Н. по делу «Мамукинской деревни» и на арест быв[шего] заведующего] агитпроп отделом ЦК КП Грузии Бедия и утверждено обвинительное заключение по делу Барсегова (т. 1, л. д. 214-217; т. 2, л. д. 12, 114-155; т. 3, л. д. 98).

Рапава признал, что в 1937 году он был председателем тройки при НКВД ГССР, рассмотревшей большое число дел, по которым были вынесены решения о расстреле. Часть этих дел в настоящее время рассмотрена Военной коллегией Верховного суда СССР и осужденные по ним лица были посмертно реабилитированы (Э. Вашакидзе, Ш. Киладзе и др.).

В преступной деятельности Рапава изобличается показаниями свидетелей: Чарквиани К., Мшвидобадзе, Тавдишвили, Керкадзе М., Керкадзе К., Киларджишвили, Гудушаури, Михайлова и других, показаниями обвиняемых, проходящих по настоящему делу, — Рухадзе, Хазана, Кримяна и документальными доказательствами, приобщенными к делу.

Обвиняемый Рухадзе Н. М. вынужден был признать, что он пользовался особым доверием Берия, продвигавшего его по службе и покровительствовавшего ему. Оказавшись в 1937 г. освобожденным от работы в НКВД Грузии в связи с показаниями арестованных о его антисоветской деятельности, он был тогда же назначен Берия на руководящую работу, а затем возвращен им же на работу в органы НКВД (т. 4, л. д. 29-31).

Рухадзе признал, что в бытность его начальником Г агрского отдела НКВД были арестованы десятки невиновных людей, которые по вражеским установкам Берия подвергались жестоким избиениям на следствии, а позже были осуждены тройкой при НКВД ГССР. В 1939-1940 гг., когда он был начальником следственной части НКВД Грузии, нарушения закона в следственной работе продолжались и арестованных избивали по указанию и при участии занимавшего в то время должность наркома Рапава.

Рухадзе признал свое личное участие в избиении арестованных, а также признал, что позднее, с 1948 по 1952 гг., будучи министром госбезопасности Грузинской ССР, он давал указания подчиненным избивать арестованных и допускал другие извращения в следственной работе (т. 45, л. д. 13-16, 29-39, 51).

Рухадзе признал, что в 1948 г. отдал преступное распоряжение об уничтожении архивно-следственных дел и большого количества агентурных разработок, в том числе материалов, содержавших компрометирующие данные в отношении его самого и родственников.

К следственному делу приобщено собственноручное заявление Рухадзе на имя Берия, датированное 5 апреля 1953 года. К этому времени была установлена виновность Рухадзе в совершении тягчайших государственных преступлений.

Изобличенный в этих преступлениях, рассчитывая с помощью Берия уйти от ответственности, Рухадзе писал ему:

«Лаврентий Павлович, вы меня знаете свыше 25 лет, я рос у вас на глазах и воспитан вами. Последние годы я совершил много преступлений, все то немногое полезное, которое я сделал в прошлом, ничего ровным счетом не стоит...

Лаврентий Павлович, я обращаюсь к вам, как к родному отцу и воспитателю моему, и на коленях, со слезами на глазах прошу пощадить, простить и помиловать... Вы, и только вы, Лаврентий Павлович, можете спасти меня» (т. 7, л. д.).

В преступной деятельности обвиняемый Рухадзе изобличается показаниями свидетелей: Васильева, Свиридова, Каранадзе, Тавдишвили, Галаванова, Размадзе,

Гвишиани, Бондаренко, Хоштария, Ароян, Глонти, Мильграм, Хечумова, Чаркян, Будникова, Керкадзе, Постолова и других, показаниями обвиняемых Рапава и Церетели, а также многочисленными документальными доказательствами, приобщенными к делу.

Обвиняемый Церетели Ш. О. признал, что в 1915-1917 гг. он в чине обер-лей-тенанта служил в грузинском легионе, сформированном на территории Турции офицерами немецкой армии и грузинскими буржуазными националистами, а в 1918-1919 гг. служил в чине штабс-капитана в грузинской меньшевистской белогвардейской армии (т. 9, л. д. 119-121).

Церетели признал, что длительное время он работал под непосредственным руководством Берия, который и использовал его на ответственной работе в органах НКВД — МВД СССР, доверяя ему наиболее ответственные операции и производство арестов (т. 9, л. д. 82-83, 171-175, 198,211-212).

Церетели признал, что он выполнял преступные поручения Берия о тайных похищениях и убийствах советских людей и что ему и некоторым другим лицам Берия незадолго до начала Великой Отечественной войны поручил организовать особую группу — «своеобразную банду» для похищений и избиений советских граждан (т. 9, л. д. 54-55, 68-69, 75-76, 272-273).

Церетели признал, что в 1937-1938 гг. он являлся членом тройки при НКВД Грузии, рассмотревшей большое число дел, по которым были вынесены решения о расстреле, но заявил, что он яко бы не помнит, подписывал ли сам решения о расстреле по делам родственников С. Орджоникидзе и девяти жителей Мамукинской деревни Давидова и других, однако был документально уличен в этом.

В преступной деятельности обвиняемый Церетели изобличается показаниями свидетелей: Суслякова, Квливидзе, Талахадзе, Морозова, Куциава и других, показаниями обвиняемых, проходящих по настоящему делу, — Рапава, Рухадзе, Савицкого и Хазана, показаниями осужденных Специальным судебным присутствием Верховного суда СССР врагов народа Берия, Кобулова Б., Деканозова и Влодзимирского, а также многочисленными документальными доказательствами, приобщенными к делу.

Обвиняемый Савицкий К. С. признал, что, находясь на следственной работе в НКВД Грузии, по указаниям Берия, Гоглидзе и Кобулова Б. он избивал арестованных и допускал иные преступные нарушения советской законности (т. л. д.).

Савицкий признал, что с его участием и с участием Парамонова неосновательно были арестованы Орджоникидзе И. К., Орджоникидзе А. М., Орджоникидзе Д.

Савицкий признал, что им, при активном участии Кримяна, были получены от ряда арестованных клеветнические показания на Орджоникидзе П. К. и что им также с участием Кримяна были ложно обвинены в контрреволюционной деятельности Николай Давидов и его два брата, братья Манучаровы Г. и Н. и несколько других жителей Мамукинской деревни, которые затем по решению тройки НКВД ГССР были незаконно расстреляны.

Савицкий признал, что, применяя к арестованному Бедия меры физического воздействия, он и Парамонов принудили его к показаниям о якобы проводимой им вражеской деятельности и подготовке теракта против Берия.

Савицкий подтвердил также свое участие в расправах над Квашали, Мардановым, Матикашвили, Авнатамовым и другими (т. 11, л. д. 101, 102, 108,130, 137, 188-189, 195, 240, 268-270, 278-280, 289-290, 295, 303, 312).

Савицкий признал, что в 1953 году он по заданиям Кобулова участвовал в подготовке документов, в которых Берия и Б. Кобулов сознательно извращали данные о национальных кадрах в отдельных союзных республиках (т. л. д.).

В преступной деятельности обвиняемый Савицкий изобличается показаниями свидетелей: Глонти, Гульста, Ковшова, Арзанова, Киларджишвили, Петросян, Ара-белидзе, Барского, Бабалова и других; показаниями обвиняемых Надарая, Хазана и Парамонова, арестованного по другому делу Цанава, показаниями врага народа Гоглидзе и документальными доказательствами.

Обвиняемый Кримян Н. А. признал, что он был близким лицом к Кобулову Б. и что, находясь на следственной работе в НКВД Грузии, он по указанию Берия, Гоглидзе и Кобулова Б. лично избивал арестованных и допускал другие преступные нарушения советских законов, что приводило к самооговорам и необоснованному осуждению этих лиц (т. л. д.).

Кримян признал свое участие в расследовании дела Орахелашвили и получении ложных показаний на С. Орджоникидзе и его брата П. Орджоникидзе, но считает, что основную роль в этом выполняли Кобулов и Савицкий (т. л. д.).

Кримян признал, что он принимал участие в расследовании по делам Бедия,

Н. Давидова, Матикашвили, Роговского, Русадзе, Т. Тобидзе и что по его материалам необоснованно была осуждена к расстрелу Старшова. (т. л. д.)

Утверждение Кримяна, что после 1946 г. у него якобы ухудшились отношения с Кобуловым и что его доверенным лицом он не был, опровергаются письмами Кримяна, приобщенными в качестве доказательств к делу. В одном из этих писем Кримян 26 мая 1953 года писал Кобулову:

«Дорогой Богдан Захарович... мне не до лицемерия, но ведь вы знаете меня лучше, чем кто-либо. Ведь вы вырастили меня как чекиста, рекомендовали в партию.

Только вам я обязан своим ростом и выдвижением. Вы руководили всей моей чекистской деятельностью и, позволю напомнить, находили в свое время возможным называть меня своим воспитанником» (т. л. д.).

Обвиняемый Хазан А. С. признал, что в период своей службы в НКВД Грузии он, исполняя указания Берия, Гоглидзе и Кобулова, производил аресты партийных и советских работников при отсутствии каких-либо материалов в качестве оснований к этому.

Хазан признал, что он выносил постановления о необоснованных арестах Д. Орджоникидзе, Н. Давидова, Ш. Киладзе, Э. Вашакидзе, Г. Нанейшвили, Г. Немсицверидзе, В. Вашакидзе и других, и что он с целью вымогательства от арестованных показаний об антигосударственной деятельности лично избивал их и требовал этого же от своих подчиненных. Хазан показал:

«...В результате моей деятельности в СПО НКВД пострадало много невиновных людей».

Хазан признал убийство арестованного Арутюнова и что арестованные Нанейшвили, В. Вашакидзе и Немсицверидзе, не выдержав «условий следствия», скончались, не дав показаний. Хазан подтвердил, что случаи убийства арестованных во время следствия скрывались путем составлена фиктивных актов и что таким же образом было скрыто убийство Арутюнова (т. л. д.).

Хазан признал, что у него были сосредоточены материалы, ил основании которых арестовывались в тот период сотрудники НКВД Грузии (т. л.д.).

Хазан признал, что, работая в прошлом в органах ОГПУ, он находился в приятельских отношениях с троцкисткой Упштейн и подарил ей книгу, в которой сделал надпись, содержавшую выпад против В. И. Ленина.

В преступной деятельности обвиняемый Хазан изобличается показаниями свидетелей: Твалчрелидзе, Киларджишвили, Квирикашвили, Мовсесова, Лазарева, Глонти, Окрошидзе, Гульста, Барского, Миловой, Арзанова, Бат, Ковшова, Маргиева, Саркисова А., Ханелидзе, Галаванова и других, показаниями обвиняемых Рапава, Рухадзе, Церетели, Савицкого, Надарая и Кримяна, а также многочисленными документальными доказательствами.

Обвиняемый Парамонов Г. И. признал, что, работая в СПО НКВД Грузии по расследованию дел, он допускал преступные нарушения законности и что он лично избивал арестованных, вымогая у них ложные признания в совершении ими государственных преступлений (т. л. д.).

Парамонов признал, что он вынес постановления на арест Орджоникидзе Ивана и его жены Орджоникидзе Антонины и совместно с Савицким допрашивал их, а также арестованного Дмитрия Орджоникидзе (т. л. д.).

Парамонов признал, что он участвовал в расследовании дела Бедия и докладывал это дело на тройке НКВД Грузии, которая вынесла решение о расстреле Бедия, и что он участвовал также в расследовании дел Авнатамова, Марданова, Ш. Киладзе,

Н. Давидова и других (т. л. д.).

Парамонов признал, что являлся приближенным Гоглидзе и служил совместно с ним в Грузии, Ленинграде, Молдавии и на Дальним Востоке, что в 1953 году он был назначен Берия заместителем начальника следственной части по особо важным делам МВД СССР при содействии Кобулова и Савицкого.

В преступной деятельности обвиняемый Парамонов изобличается показаниями свидетелей: Глонти, Гомелаури, Ковшова, Гульста 3., Карели, Тестовой, Хонелидзе, Яхнава, Тестова, Лазарева, Арзанова, Морозова и других, показаниями обвиняемых Савицкого, Хазана и Кримяна и документальными доказательствами.

Обвиняемый Надарая С. Н. признал, что, будучи начальником внутренней тюрьмы НКВД Грузинской ССР, содержал арестованных в тяжелых, невыносимых условиях, что в процессе следствия по делам к арестованным, содержавшимся в тюрьме, применялись избиения и пытки с целью добиться от них самооговора и получения вымышленных показаний в отношении других неугодных Берия и его сообщникам лиц, которые затем были расстреляны с личным участием Надарая (т. 40, л. д. 74-76, 87-88, 113; т. 41, л. д. 26, 28-23).

Надарая признал, что Берия, приблизив его к себе, в 1937 году назначил начальником внутренней тюрьмы НКВД Грузии, а позже назначил заместителем, а затем начальником его личной охраны, что он, зная о глубоком моральном падении Берия, выполнял его личные поручения, в частности систематически устанавливал фамилии различных женщин и доставлял их в особняк Берия (т. 40, л. д. 31-33, 38, 102, 133, 138, 199).

В преступной деятельности обвиняемый Надарая изобличается показаниями свидетелей: Тестовой Т. С., Прошичева В. С., Карели Г. М., Сусанова А. Н., Куре-ли И. Г., Ткачева П. В., Субботиной Д. А., Зековской и др.; показаниями арестованных по другим делам: Саркисова Р. С., Дидюкова И. И., Рыбака И. М., Мичурина-Равера и др., показаниями врага народа Берия J1. П. и документальными доказательствами.

Формула обвинения

Следствием установлено, что обвиняемые Рапава, Рухадзе, Церетели, Савицкий, Кримян, Хазан, Парамонов и Надарая являлись участниками изменнической группы заговорщиков, возглавляемой врагом народа Берия, и выполняли вражеские задания Берия, Гоглидзе и Кобулова в осуществлении изменнических планов заговорщиков, в частности:

1.    Совершали незаконные аресты невиновных советских граждан, фальсифицировали следственные материалы и уголовные дела, ложно обвиняя арестованных в подготовке терактов против Берия, Гоглидзе, Кобулова и в совершении тяжких государственных преступлений.

2.    Организовывали и сами проводили избиения и пытки арестованных, от которых вымогали ложные показания, необходимые для террористических расправ с неугодными Берия и его соучастникам работниками партийных, советских, научных и хозяйственных организаций.

3.    Учиняли террористические расправы с арестованными как путем их убийств на допросах, так и созданием невыносимых условий содержания под стражей, что влекло смерть заключенных.

4.    Непосредственно участвовали в сборе сфальсифицированных, клеветнических материалов в отношении выдающегося деятеля коммунистической партии и Советского государства — Серго Орджоникидзе, а также в террористической расправе с родственниками Серго Орджоникидзе.

5.    Обвиняемые Рапава и Церетели, используя в своих вражеских целях тройку при НКВД ГССР, совершали террористические акты, вынося в качестве членов тройки решения о расстрелах или осуждении к длительным срокам лишения свободы заведомо невиновных в контрреволюционных преступлениях честных советских граждан.

6.    Обвиняемые Церетели и Рапава, кроме того, в том, что они выполняли преступные поручения Берия о тайных похищениях и убийствах людей.

7.    Обвиняемый Савицкий, кроме того, в том, что в 1953 году после назначения Берия на пост министра внутренних дел СССР принимал активное участие в осуществлении вражеских замыслов Берия, являвшихся частью изменнического плана заговорщиков, направленных к подрыву дружбы народов СССР.

На основании изложенного:

1. Рапава Аквсентий Нарикиевич, 1899 года рождения, уроженец с. Корцхели Зугдидского уезда Грузинской ССР;

2.    Рухадзе Николай Максимович, 1905 года рождения, уроженец ст. Рустави Грузинской ССР;

3.    Церетели Шалва Отарович, 1894 года рождения, уроженец местечка Сачхере Сач-херского района Грузинской ССР;

4.    Савицкий Константин Сергеевич, 1905 года рождения, уроженец г. Ташкента;

5.    Кримян Никита Аркадьевич, 1913 года рождения, уроженец г. Карса;

6.    Хазан Александр Самойлович, 1906 года рождения, уроженец г. Одессы;

7.    Парамонов Георгий Иович, 1907 года рождения, уроженец г. Баку;

8.    Надарая Сардион Николаевич, 1903 года рождения, уроженец с. Селиста Абашскова района Грузинской ССР —

обвиняются:

1)    Рапава А. Н. в том, что, являясь участником антисоветской изменнической группы заговорщиков, возглавлявшейся врагом народа Берия, совершил государственные преступления, указанные в п. п. 1, 2, 3,4, 5 и 6 формулы обвинения, предусмотренные ст. ст. 58-1 пункт «б», 58-8 и 58-11 УК РСФСР;

2)    Рухадзе Н. М. в том, что, являясь участником антисоветской изменнической группы заговорщиков, возглавлявшейся врагом народа Берия, совершил государственные преступления, указанные в п. п. 1,2,3 и 4 формулы обвинения, предусмотренные ст. ст. 58-1 пункт «б», 58-8 и 58-11 УК РСФСР;

3)    Церетели Ш. О. в том, что, являясь участником антисоветской изменнической группы заговорщиков, возглавлявшейся врагом народа Берия, совершил государственные преступления, указанные в п. п. 1, 2, 3,4, 5 и 6 формулы обвинения, предусмотренные ст. ст. 58-1 пункт «б», 58-8 и 58-11 УК РСФСР;

4)    Савицкий К. С. в том, что, являясь участником антисоветской изменнической группы заговорщиков, возглавлявшейся врагом народа Берия, совершил государственные преступления, указанные в п. п. 1, 2, 3, 4, 7 формулы обвинения, предусмотренные ст. ст. 58-1 пункт «б», 58-8 и 58-11 УК РСФСР;

5)    Кримян Н. А. в том, что, являясь участником антисоветской изменнической группы заговорщиков, возглавлявшейся врагом народа Берия, совершил государственные преступления, указанные в п. п. 1,2,3,4 формулы обвинения, предусмотренные ст. ст. 58-1 пункт «б», 58-8 и 58-11 УК РСФСР;

6)    Хазан А. С. в том, что, являясь участником антисоветской изменнической группы заговорщиков, возглавлявшейся врагом народа Берия, совершил государственные преступления, указанные в п. п. 1, 2, 3, 4 формулы обвинения, предусмотренные ст. ст. 58-1 пункт «б», 58-8 и 58-11 УК РСФСР;

7)    Парамонов Г. И. в том, что, являясь участником антисоветской изменнической группы заговорщиков, возглавлявшейся врагом народа Берия, совершил государственные преступления, указанные в п. п. 1,2,3,4 формулы обвинения, предусмотренные ст. ст. 58-1 пункт «б», 58-8 и 58-11 УК РСФСР;

8) Надарая С. Н. в том, что, являясь участником антисоветской изменнической группы заговорщиков, возглавлявшейся врагом народа Берия, совершил государственные преступления, указанные в п. п. 2,3 формулы обвинения, предусмотренные ст. ст. 58-1 пункт «б», 58-8 и 58-11 УК РСФСР.

Настоящее дело подсудно Военной коллегии Верховного суда СССР. Обвинительное заключение составлено « » января 1955 г. в г. Москве.

Пом[ощник] генерального прокурора СССР

государственный советник юстиции 3-го класса    

Л. Смирнов

Список лиц,

подлежащих вызову в суд

обвиняемые:

1.    Рапава А. Н. — под стражей (тт. 1, 2, 3)

2.    Рухадзе Н. М. — под стражей (тт. 4, 5, 6, 7, 8)

3.    Церетели Ш. О. — под стражей (тт. 9, 10)

4.    Савицкий К. С. — под стражей (т. 11)

5.    Хазан А. С. — под стражей (т. 12)

6.    Кримян Н. А. — под стражей (т. 13)

7.    Парамонов Г. И. — под стражей (т. 14)

8.    Надарая С. Н. — под стражей (тт. 40, 41)

свидетели:

1.    Васильев В. Н. — Москва, Измайлово, Главный проспект, д. 10, кв. 1 (т. 36, л. д. 54-59; т. 18 л. д. 242-263)

2.    Васина М. Д. — Москва, Ленинские горы, Городское шоссе, высотные дома, корпус № 18, кв. 51 (т. 36, л. д. 88-94)

3.    Осипова Р. С. — гор. Батуми, ул. Сталина, д. 42 (т. 43, л. д. 189-193)

4.    Курели И. Г. — гор. Тбилиси, переулок 300 арагвинцев, д. 16 (т. 43, л. д. 112-116)

5.    Тестова Т. С. — гор. Тбилиси, ул. Атарбекова, 43 (т. 43, л. д. 361-363)

6.    Цверианова А. К. — гор. Тбилиси, ул. Лермонтова, д. 26 (т. 43, л. д. 394-396)

7.    Размадзе Р. Я. — гор. Тбилиси, ул. Палиашвили, д. 22 (т. 19, л. д. 262-274; т. 43, л. д. 203-206)

8.    Ароян Ю. И. — гор. Тбилиси, ул. Плеханова, д. 77 (т. 49, л. д. 9-13, 34-35)

9.    Орджоникидзе А. М. — гор. Тбилиси, ул. Джапаридзе, д. 5 (т. 43, л. д. 182-183)

10.    Сурмава Е. М. — гор. Тбилиси, Тульская ул., д. 24 (т. 43, л. д. 214-219)

11.    Ковшов С. Г. — гор. Тбилиси, ул. Клары Цеткин, д. 110 (т. 44, л. д. 174-177)

12.    Маргиев И. И. — гор. Тбилиси, Душетская улица, д. 11 (т. 44, л. д. 299-301)

13.    Тестов Я. Е. — гор. Тбилиси, ул. Атарбекова, 43 (т. 43, л. д. 352-355)

14.    Глонти М. М. — гор. Тбилиси, ул. Конституции, д. 2 (т. 43, л. д. 96-100)

15.    Гомелаури М. Г. — гор. Тбилиси, Касапский пер., д. 4 (т. 43, л. д. 85-87)

16.    Сусанов А. Н. — гор. Тбилиси, проспект Плеханова, д. 137 (т. 43, л. д. 339-340)

17.    Карели Г. М. — гор. Тбилиси, Рабатская ул., д. 5/9, кв. 1 (т. 44, л. д. 182-184)

18.    Окрошидзе В. Н. — гор. Тбилиси, проспект Руставели, д. 1, кв. 48 (т. 44, л. д. 367-368)

19.    Буачидзе Л. А. — гор. Тбилиси, Советская ул., д. 81 (т. 43, л. д. 38-39)

20.    Петросян А. Е. — гор. Тбилиси, ул. Камо, д. 91 (т. 35, л. д. 267-269)

21.    Арзанов В. Г. — гор. Тбилиси, ул. Лермонтова, д. 21 (т. 36, л. д. 12-16)

22.    Окуджава А. В. — гор. Тбилиси, 2, Проектная ул., д. 26 (т. 44, л. д. 361-363)

23.    Керкадзе М. И. — гор. Тбилиси, Плехановский пр., д. 134 (т. 34, л. д. 28-33, т. 44, л. д. 167-169)

24.    Керкадзе К. И. — гор. Тбилиси, Плехановский пр., д. 134 (т. 34, л. д. 34-35)

25.    Чарквиани К. Н. — г. Москва, Можайское шоссе, д. 36/50, кв. 217 (т. 3, л. д. 157-160)

26.    Мшвидобадзе М. И. — г. Петропавловск, ул. Милицейская, д. 95 (т. 34, л. д. 36-38)

27.    Свиридов М. Б. — гор. Тбилиси, Советская ул., д. 14 (т. 20, л. д. 235-237)

28.    Давлианидзе С. С. — гор. Тбилиси, ул. Саджая, д. 5 (т. 36, л. д. 279-284)

29.    Эроян X. А. — г. Новые Гагры, Нагорная ул., д. 19 (т. 21, л. д. 58-60)

30.    Мукаэлян Г. С. — село Гантиади, 4-й квартал Гагрского р-на Абхазской АССР — колхоз им. Куйбышева (т. 21 л. д. 122-125)

31.    Чакрян Н. Е. — село Накадули Гагрского р-на Абхазской АССР (т. 21, л. д. 166-170)

32.    Айба Г. К. — село Отхари Гудаутского р-на Абхазской АССР, колхоз Мего-броби (т. 21, л. д. 97-100)

33.    Джелетян С. С. — колхоз им. Чкалова Адлерского р-на, Краснодарского края (т. 44, л. д. 106-108)

Пом[ощник] генерального прокурора СССР

государственный советник юстиции 3-го класса    

Л. Смирнов