Копия протоколов допроса В. Н. Меркулова от 23 и 25 сентября 1953 г.

Совершенно секретно

Товарищу Маленкову Г. М.

Представляю копии протоколов допроса арестованного Меркулова В. Н. от 23 и 25 сентября 1953 года.

Приложение: на 22 листах.

[п.п.] Р. Руденко

26 сентября 1953 г.

№ 366/ссов

Протокол допроса арестованного

1953 года, сентября 23 дня, помощник главного военного прокурора полковник юстиции Успенский допросил арестованного

Меркулова Всеволода Николаевича,

который показал:

Допрос начат в 14 ч. 45 м.

ВОПРОС: 21 сентября с. Г. вы показали, что биографического очерка Л. П. Берия не писали. Вы продолжаете это утверждать?

ОТВЕТ: Да, предъявленного мне биографического очерка Л. П. Берия я не писал. Я уже говорил о том, что я писал биографическую заметку о Берия строчек на пятьдесят для второго издания Малой Советской энциклопедии. Это было в 1932-1934 гг., возможно в 1935 году.

ВОПРОС: Вам предъявляется брошюра, изданная редакцией газеты «Заря Востока» в 1940 году, изъятая в вашем сейфе, под названием «Верный сын партии Ленина — Сталина», автором которой являетесь вы. Это так?

ОТВЕТ: Я ознакомился с предъявленной мне брошюрой, изданной редакцией газеты «Заря Востока» в 1940 году под названием «Верный сын партии Ленина — Сталина», но автором ее я не являлся.

ВОПРОС: Вы говорите неправду. Вам предъявляется письмо б[ывшего] редактора газеты «Заря Востока» В. Григорьяна от 29.11.1940 г., адресованное вам. Вы подтверждаете, что это письмо действительно написано вам Григорьяном?

ОТВЕТ: Да, это письмо мне писал Григорьян, но я совсем о нем забыл.

ВОПРОС: Вам приводится выписка из этого письма:

«Посылаю сигнальный экземпляр брошюры «Верный сын партии Ленина — Сталина». Книга еще не вышла и не могла, разумеется, выйти без контрольного просмотра твоего — как автора.

Убедительная просьба просмотреть брошюру, внести в нее необходимые поправки...

Цифры достижений, успехов все обновлены, многое заново написано, но в основном брошюра по своей структуре сохранена. В первую часть — никаких абсолютно изменений не внесено, как ты сам убедишься после прочтения».

Теперь вы признаете, что являетесь автором этой брошюры?

ОТВЕТ: Я внимательно ознакомился с брошюрой, предъявленной мне, и все же не могу вспомнить, писал ли я ее, но, как видно из письма Григорьяна, я действительно принимал участие в составлении этой брошюры. Оснований не верить тому,

что пишет Григорьян в своем письме, у меня нет. Очевидно, я принимал участие в составлении этой брошюры в 1937 году. Прошу мне верить, что я действительно забыл о своем участии в составлении этой брошюры, так как вообще отрицать свое авторство в этой брошюре у меня нет смысла.

ВОПРОС: В биографии Берия, составленной вами и изданной редакцией «Заря Востока», вы писали:

«С начала 1919 года до установления советской власти в Азербайджане (апрель 1920 г.) товарищ Л. Берия, будучи председателем нелегальной коммунистической организации техников, ведет по поручению райкома партии организационную, пропагандистскую партийную работу в нелегальных большевистских ячейках Баку».

Но ведь вам же было известно, что в этот период времени Берия активно участвовал в мусаватистской контрразведке. Вы признаете это?

ОТВЕТ: По вопросу службы Берия в мусаватистской контрразведке я располагал сведениями только в пределах того, что мне говорил сам Берия, и что содержалось в материалах, привезенных мною по поручению Берия из Баку. При этом Берия не говорил мне о службе своей в мусаватистской контрразведке, а насколько я помню, он говорил о том, что работал в молодежной организации «Гуммет» по заданию ЦК КП(б) Азербайджана или Бакинского комитета КП(б). Во всяком случае, то, что говорил мне Берия, по своему содержанию не отличалось от того, что им было написано в объяснении по этому вопросу на имя И. В. Сталина в конце 1938 или в начале 1939 года. Однако сейчас я точно не могу вспомнить содержание этого заявления.

ВОПРОС: Почему же вопрос о службе Берия в мусаватистской контрразведке или, как вы показали, об участии Берия в молодежной организации «Гуммет» не нашел никакого отражения в большой по объему биографии JI. П. Берия, составленной вами?

ОТВЕТ: Я подробностей составления мной биографии Берия не помню, но, очевидно, она составлялась со слов Берия и по материалам его личного дела. Поэтому в биографии Берия нашло отражение только то из его жизни, что он сам рассказал о себе.

ВОПРОС: 21 июля с/года вы показали, что книгу «К истории большевистских организаций в Закавказье» писали Бедия и некоторые другие лица и что Берия присвоил себе чужой труд.

Вы прямо указывали:

«Мне было стыдно за Берия, поставившего свою подпись под чужой работой».

Почему же в биографии Берия, составленной вами, вы превозносите Берия как автора этой книги?

ОТВЕТ: В официально изданной брошюре другого и нельзя было писать. К тому же, раздумывая над тем, почему у меня не отложилось в памяти мое авторство, и, прослушав заслушанный мной отрывок из брошюры о книге Берия «К истории большевистских организаций в Закавказье», я все больше склоняюсь к тому, что эту брошюру писал не я один, и в частности этот раздел брошюры. Об этом следует спросить Григорьяна.

ВОПРОС: Не свидетельствует ли каждая строка в написанной вами биографии Берия о том, что в ней особо выпячивается роль Берия и что ему приписываются несуществующие заслуги?

ОТВЕТ: Во-первых, эта брошюра о Берия и естественно, что в ней о нем главным образом и говорится. Во-вторых, эта брошюра, видимо, готовилась к выборами в Верховный Совет СССР, судя по экземпляру, отпечатанному на машинке, а как известно, все предвыборные материалы отличаются стилем неумеренного восхваления кандидатов в Верховный Совет. И, наконец, судя по несвойственному мне стилю, я продолжаю сомневаться, что она написана мной целиком.

ВОПРОС: Расскажите о том, как вы помогли Берия скрывать от партии его службу в мусаватистской контрразведке?

ОТВЕТ: Я не знал о том, что Берия служил в мусаватистской контрразведке, и скрывать ему это обстоятельство я не помогал.

ВОПРОС: Вы по поручению Берия изъяли в партийной архиве в Баку документы, свидетельствовавшие о службе Берия в мусаватистской разведке. Расскажите об этом.

ОТВЕТ: Примерно в 1932-1933 году, возможно в 1934 г. или даже еще позже, когда я работал в Закавказском] крайкоме помощником Берия или заведующим] совторготделом, меня вызвал Берия и сказал, что о нем распространяют враги слухи, якобы он в 1919-1920 гг. работал в Баку в мусаватистской контрразведке, что в партийном архиве Баку за эти годы должны находиться документы, его реабилитирующие, и он просил меня съездить в Баку, достать эти документы. При этом Берия указал на то, что враги его могут изъять эти документы из архива, и тогда ему нечем будет защищаться. Не имея оснований не верить Берия, я выехал в Баку, где обратился за помощью к Багирову, просил его дать указание о допуске меня к партийному архиву. Багиров такое указание дал, и я был допущен к архиву. В архиве я нашел две папки с документами, касавшимися Берия. Перечислить, какие документы были в этих папках, я сейчас не могу, так как не помню.

Я сейчас не помню, но, очевидно, я выдал расписку в архиве о том, что мною взяты эти две папки с документами, так как без этого вряд ли мне эти документы были выданы.

Эти две папки с документами я привез Берия, он их просмотрел и остался ими доволен. Документы, вшитые в папки, Берия положил в свой сейф.

ВОПРОС: Почему именно вам Берия дал такое поручение? Разве это входило в ваши обязанности по службе?

ОТВЕТ: Видимо, я работал в это время помощником Берия. Он знал, что я точен, аккуратен и смогу выполнить это поручение. Получив это поручение, я нисколько ему не удивился.

ВОПРОС: Это поручение свидетельствует о том, что вы были доверенным, близким человеком Берия. Это так?

ОТВЕТ: Да, так. Я действительно был тогда близким человеком Берия. Я этого не скрываю.

ВОПРОС: Как поступил Берия с документами, которые вы привезли ему из Баку?

ОТВЕТ: Эти документы с момента, когда я их привез из Баку, и до 1938 г., когда Берия вместе со мной выехал в Москву на новую работу, хранились в сейфе Берия.

ВОПРОС: Вы говорите неправду. Документы хранились лично у вас. Это так?

ОТВЕТ: Я не помню этого.

ВОПРОС: Вам предъявляется рапорт на имя Берия, составленный вами 7 октября

1938 года, из которого видно, что документы, изъятые вами в 1933-1934 годах из партархива Баку, вы хранили у себя до 1938 г. Вы подтверждаете это?

ОТВЕТ: Ознакомившись с собственноручно написанным мною рапортом от 7 октября 1938 года, я должен подтвердить, что документы, привезенные мною из Баку, хранились у меня до 1938 года. Я об этом просто забыл.

ВОПРОС: Объясните, почему вы, уже не работая помощником Берия в Закавказском] крайкоме, а будучи заведующим отделом Закавказского] крайкома, а затем ЦК Компартии Грузии, несколько лет хранили архивные документы о Берия. Разве это входило в ваши обязанности?

ОТВЕТ: Объясняю это так. Очевидно, в 1933-1934 гг., когда я привез документы из Баку, Берия ознакомился с ними, но потом оставил их у себя до того времени, пока они ему понадобятся. Я их положил в сейф, и они там лежали. Я в этом ничего странного не вижу.

ВОПРОС: Из вашего рапорта видно, что привезенные вами документы из Баку касались службы Берия в мусаватистской контрразведке, теперь вы не будете этого отрицать?

ОТВЕТ: Мне казалось, что речь шла о работе Берия по заданию партийных органов в «Гуммет». Из рапорта я вижу, что документы, привезенные мною из Баку, касались работы Берия в мусаватистской контрразведке по заданию «Гуммет». Я уже показывал ранее, что по этому вопросу у меня в памяти сохранились смутные воспоминания.

ВОПРОС: Возвратимся к вопросу о биографии Берия, составленной вами. Вы убедились в том, что документы, привезенные вами из Баку в 1933-1934 гг. и хранившиеся у вас несколько лет, в частности и тогда, когда вы писали биографию Берия, касались службы Берия в мусаватистской контрразведке. Почему же в биографии Берия, написанной вами, события из жизни Берия в 1919-1920 гг. изложены иначе.

ОТВЕТ: Я уже показал, как писалась биография Берия, и другого ничего сказать не могу. Кроме того, биография Берия писалась как агитационный материал, и писать в ней о службе Берия в мусаватистской контрразведке не было необходимости.

ВОПРОС: Кто занимался отправкой из Тбилиси в Москву в 1938 г. всего личного архива Берия?

ОТВЕТ: Берия поручил это мне, поскольку я отправлял и свой архив.

ВОПРОС: Почему именно вам Берия поручил разобраться с его личным архивом и самую отправку его. Вы подтверждаете, что это свидетельствует об особом доверии его к вам?

ОТВЕТ: Повседневно личным архивом Берия я не занимался. Разбор личного архива и отправку его в Москву я производил, очевидно, с участием помощника Берия и, возможно, его секретаря. Берия мне, конечно, доверял, но как именно — особо или просто доверял, я не знал. Думаю, что Берия поручил мне отправку его архива в Москву потому, что я ехал вместе с ним.

ВОПРОС: Расскажите о том, как вы по поручению Берия составляли текст объяснения на имя И. В. Сталина по поводу службы Берия в мусаватистской контрразведке?

ОТВЕТ: Очевидно, 7 октября 1938 года, т. е. в день составления рапорта, о котором я уже дал показания, в Москве Берия вызвал меня в свой служебный кабинет (возможно, в комнату отдыха) и сказал, что вновь поднимается вопрос о его службе в мусаватистской контрразведке и что он должен написать по этому поводу объяснение И. В. Сталину

Берия попросил принести ему папки, привезенные в свое время мной из Баку и хранившиеся у меня. Когда я принес ему папки, он попросил помочь ему написать объяснение. Так как я пишу быстрее и грамотнее Берия, черновик объяснения писал я, но Берия здесь же диктовал фразы, которые я корректировал. Когда черновик объяснения был написан мною вместе с Берия, он переписал объяснение своей рукой. Затем он потребовал от меня написать рапорт, очевидно, для того чтобы объяснить И. В. Сталину, где находились документы из Бакинского партархива, и этот рапорт также взял с собой. Очевидно, Берия помимо объяснения и моего рапорта брал с собой и папки с документами. После составления объяснения и рапорта Берия уехал к И. В. Сталину.

ВОПРОС: В мусаватистской контрразведке служил Берия. Почему же вы писали объяснение за Берия?

ОТВЕТ: Я уже объяснил, что Берия грамотно не мог изложить документа, и поэтому он и привлек меня к составлению объяснения на имя И. В. Сталина. Ни к кому другому за помощью в составлении этого объяснения Берия обратиться не мог, так как в Москве никто не знал о существовании документов, взятых из партархива г. Баку. Моя роль свелась к тому, что я со слов Берия и под его диктовку писал черновик, корректируя грамотно фразы.

ВОПРОС: После этого Берия вам вернул папки с документами, касавшимися службы его в мусаватистской контрразведке?

ОТВЕТ: Эти папки мне Берия вернул, но когда именно, не помню.

ВОПРОС: Где затем хранились эти папки с документами?

ОТВЕТ: Они хранились у меня, но не помню до какого времени. В момент первого разделения наркомата в 1941 г., возможно, в момент второго разделения наркомата в 1943 г. или, наконец, в момент перехода Берия на работу в Совет министров СССР в 1945 г. Берия предложил мне опечатать эти папки и передать ему или его помощникам, что я и сделал.

Привлекался ли я Берия к приведению в порядок всего его личного архива в Москве, я сейчас не помню, думаю, что нет.

ВОПРОС: Итак, с 1922 года вы работали вместе с Берия в Груз[инской] и Закавказской] ЧК, а [затем в] Закавказском] крайкоме и ЦК Компартии Грузии, в НКВД СССР, переходя из одного учреждения в другое вслед за ним; в личных письмах Берия вы выражали свою преданность ему и готовность работать только с ним; в составленной вами биографии Берия восхваляли его, приписывая ему несуществующие заслуги; по указанию Берия выполняли поручения, не связанные с выполнением служебных обязанностей; многие годы были хранителем личного архива Берия.

Вы признаете, что на протяжении всего времени, начиная с 1922 года, были лично преданы Берия, были его особо доверенным человеком и были соучастником Берия в совершенных им преступлениях против партии и государства?

ОТВЕТ: О своей совместной с Берия работе в перечисленных учреждениях, о личных письмах Берия, о своей роли в составлении биографии Берия и хранении его личного архива я уже показал. Преступных, антипартийных поручений мне Берия не давал, и я таких поручения не выполнял. О первых годах моей близости к Берия, когда он был заместителем председателя Груз[инской] ЧК, а затем председателем Закавказской] и Груз[инской] ЧК я уже показал.

В дальнейшем Берия вырос, как известно, в крупного партийного и государственного работника. Я ни на минуту не сомневался в его политической честности и преданности И. В. Сталину, и я не считал для себя зазорным поддерживать близость с таким человеком, тем более что и он, особенно в первое время, относился ко мне, в общем, хорошо.

Однако моя преданность и благодарность ему не могли дойти до такой степени, чтобы забыть долг члена партии и гражданина и стать на путь выполнения его преступных заданий.

О преступных действиях Берия мне стало известно только на Пленуме ЦК ВКП(б) из доклада руководителей партии и правительства.

Я категорически заявляю, что соучастником Берия в его преступных, антипартийных и антигосударственных действиях я не был.

Хочу также заявить, что за последние годы у меня сильно ослабла память. Многое из своей жизни я уж забыл или помню смутно и неточно. Отсюда те вынужденные «признания» в забывчивости, которые я делаю в этом и в других протоколах допроса.

Однако, как бы у меня память ни ослабла, я твердо помню и знаю, что каких-либо действий, направленных против партии, советской власти и Родины, я никогда и нигде не совершал.

Протокол записан с моих слов правильно, мною лично прочитан.

Меркулов

Допрос окончен в 21 час.

Допросил: Полковник юстиции                                                                            Успенский

Верно: [п.п.] Майор административной] службы                                                   Юрьева

Совершенно секретно

 

Протокол допроса арестованного

1953 года, сентября 25 дня, помощник главного военного прокурора полковник юстиции Успенский допросил арестованного

Меркулова Всеволода Николаевича,

который показал:

Допрос начат в 14 ч. 15 мин.

ВОПРОС: Вам известен Кедров Михаил Сергеевич?

ОТВЕТ: Я не помню его.

ВОПРОС: Кедров был старым большевиком, членом коллегии ОГПУ, в 1921 году работал на посту представителя ВЧК в Закавказье. Теперь вы вспоминаете Кедрова?

ОТВЕТ: Нет, не припоминаю.

ВОПРОС: Сына Кедрова М. С. — Кедрова Игоря Михайловича, работавшего в 1938 и в начале 1939 года в иностранном отделе ГУГБ НКВД СССР, вы знали?

ОТВЕТ: Я его также не помню.

ВОПРОС: Бывшего сотрудника КРО НКВД СССР Голубева В. П. вы помните?

ОТВЕТ: Припоминаю, что в первый период моей работы в НКВД СССР, в каком точно году — сказать не могу, мне кто-то докладывал или сводку подслушивания, или агентурное донесение о Голубеве, сотруднике НКВД СССР, или, возможно, протокол его допроса. В этом документе, который мне докладывался, говорилось о каком-то разговоре с другим сотрудником НКВД СССР, но что именно — не помню. Какова судьба Голубева — я не помню.

ВОПРОС: Разве вам неизвестно о том, что в 1939 году Кедров И. М. и Голубев В. П. обращались с заявлением в ЦК ВКП(б), в котором сообщали сведения о Берия JI. П., казавшиеся им подозрительными?

ОТВЕТ: Этого я не помню.

ВОПРОС: Когда были арестованы Кедров И. М. и Голубев В. П.?

ОТВЕТ: По поводу Кедрова И. М. я ничего не знаю, так как и самого Кедрова И. М. не помню. Что касается Голубева, то, судя по тому, что мне о нем докладывали, о чем я показал выше, он был арестован, хотя точно утверждать этого я не могу.

ВОПРОС: А вы лично не имели отношения к аресту Кедрова И. М. и Голубева В. П.?

ОТВЕТ: В отношении Кедрова И. М., которого я совсем не помню, я ничего сказать в ответ на заданный вопрос не могу. Что касается Голубева, то имел ли я отношение к его аресту — я не помню.

ВОПРОС: Вам предъявляется ордер на арест Кедрова И. М. от 20 февраля

1939 года, подписанный вами. Вы признаете это?

ОТВЕТ: Да, этого я не отрицаю. Ордер на арест Кедрова был подписан мною.

ВОПРОС: Объясните, почему арест Кедрова И. М. был произведен вами без санкции прокурора и только через три месяца, в мае 1939 года, была получена санкция прокурора на содержание Кедрова И. М. под стражей?

ОТВЕТ: Ознакомившись с материалами архивного следственного дела № 975036 по обвинению Кедрова И. М., я подтверждаю, что в нем на листе 1 имеется подписанный мной от 20 февраля, и на листе 2 — постановление об избрании меры пресечения Кедрову, санкционированное прокурором 16 мая 1939 года. Я не могу припомнить обстоятельства, при которых мною был подписан ордер на арест Кедрова, и потому не могу ответить на этот вопрос, но, очевидно, здесь было допущено мной нарушение закона. Судя по предъявленному мне архивно-следственному делу, должно быть еще агентурное дело на Кедрова, Голубева и Батурину. Возможно, из него можно установить основания для ареста Кедрова.

ВОПРОС: Вы что же, предполагаете, что в этом агентурном деле может быть санкция прокурора на арест Кедрова, которая была дана вам в феврале 1939 года, т. е. до подписания вами ордера на арест?

ОТВЕТ: Конечно, санкции прокурора в этом агентурном деле быть не может, но не имея никаких материалов, я не мог выписать ордера на арест, да еще сотрудника НКВД.

ВОПРОС: Значит, вы признаете, что грубо нарушили закон в отношении Кедрова, арестовав его без санкции прокурора?

ОТВЕТ: Да, закон был нарушен, но потом, спустя три месяца, санкция на содержание Кедрова под стражей была получена.

ВОПРОС: Какими материалами вы располагали в отношении Кедрова И. М. к моменту его ареста?

ОТВЕТ: Я сейчас не помню, какими материалами в отношении Кедрова я располагал к моменту его ареста. Они, очевидно, имелись в его агентурном деле.

ВОПРОС: Вы ознакомились с материалами архивно-следственного дела на Кедрова И. М. Есть ли в этом следственном деле какие-либо материалы о преступной деятельности Кедрова, добытые до 20 февраля 1939 г., т. е. до момента ареста Кедрова?

ОТВЕТ: В следственном деле таких материалов нет.

ВОПРОС: Вам предъявляется ордер на арест Голубева В. П. от 20 февраля 1939 г., подписанный вами. Вы признаете это?

ОТВЕТ: Да, признаю. Ордер на арест Голубева В. П. от 20 февраля 1939 года был подписан мной.

ВОПРОС: Голубев также был арестован вами без санкции прокурора и эта санкция на содержание его под стражей от прокурора была получена спустя три месяца?

ОТВЕТ: Как видно из дела — также.

ВОПРОС: Значит, и в отношении Голубева было допущено вами грубое нарушение закона?

ОТВЕТ: Да.

ВОПРОС: Из материалов архивно-следственного дела Голубева, предъявленного вам для ознакомления, видно, что никаких материалов о преступной деятельности Голубева до 20 февраля 1939 г., т. е. до момента его ареста — собрано не было. На основании чего же был арестован Голубев?

ОТВЕТ: В деле действительно таких материалов нет. Очевидно, материалы, послужившие основанием для ареста Голубева, так же, как и в отношении Кедрова, имелись в агентурном деле на них. Следует при этом иметь в виду, что Кедров И. М. и Голубев В. П. фактически проходят по одному делу.

ВОПРОС: Кто вел следствие по делам Кедрова И. М. и Голубева В. П.?

ОТВЕТ: Как видно из дел, с которыми я ознакомился, следствие по делам Кедрова и Голубева вели Мешик и Либензон, а руководил ими Кобулов Богдан.

ВОПРОС: В этот период времени Кобулов Б. подчинялся вам как первому заместителю наркома внутренних дел СССР?

ОТВЕТ: Да, конечно.

ВОПРОС: Вы предложили Кобулову и Мешик искусственно создать уголовное дело против Голубева и Кедрова И. М.?

ОТВЕТ: Нет, конечно.

ВОПРОС: Вы сами верите в то, что Кедров И. М. и Голубев были немецкими шпионами?

ОТВЕТ: Беглый просмотр архивно-следственных дел Кедрова и Голубева дает основание сказать, что вряд ли они были немецкими шпионами.

ВОПРОС: Разве не абсурдным было утверждение следствия о том, что якобы Кедров И. М. получил от германской разведки задание написать заявление в ЦК ВКП(б) о преступлениях Берия?

ОТВЕТ: Да, такое обвинение и неправдоподобно, и абсурдно.

ВОПРОС: Но ведь Кедров и Голубев, как это видно из их первых протоколов допроса после ареста, были арестованы в связи с обвинением их в том, что они направили заявление в ЦК ВКП(б), в котором указывали о преступных действиях вновь назначенного наркома внутренних дел СССР Берия Л. П. Как же вы могли дать указание об аресте Кедрова И. М. и Голубева?

ОТВЕТ: Я уже сказал, что не помню, какие у меня были тогда основания для ареста Кедрова И. М. и Голубева. Возможно, они находятся в их агентурном деле.

ВОПРОС: Теперь расскажите о судьбе отца Кедрова — Кедрова Михаила Сергеевича. Вспомнили вы теперь о деле Кедрова М. С.?

ОТВЕТ: Нет, не вспомнил.

ВОПРОС: Вам предоставляется возможность ознакомиться с материалами архивно-следственного дела № 100219 и агентурного дела на Кедрова М. С. Вы имели отношение к следствию по этому деду?

ОТВЕТ: Я этого не помню, но думаю, что не имел отношения к следствию по этому делу, так как уже беглый просмотр дела говорит о его исключительно безобразном характере, и я бы, наверное, его помнил.

ВОПРОС: Вам известно, что следствие по делу М. С. Кедрова велось с применением незаконных приемов следствия?

ОТВЕТ: Мне неизвестно, так как этого дела, как я уже показал, я не могу вспомнить. Об этом мне стало известно сейчас при ознакомлении с агентурным делом.

ВОПРОС: Вам оглашается выдержка из показаний Кедрова М. С.:

«Затем начались непрерывные, в течение 22 часов в сутки, безмолвные «допросы» с предложением «давать показания», и несколько суток подобных «допросов» уже совершенно расшатывало нервную систему и создавало полное безволие и готовность сознаться в преступлениях, если таковые на самом деле не были совершены арестованным.

Я не буду приводить всех мер воздействия, применявшихся ко мне в Сухановской тюрьме. Спустя 25 дней, т. е. 9 мая, я был переведен в Лефортовскую тюрьму.

Меры воздействия в этой тюрьме не только не были ослаблены, но усилились и приняли еще больший издевательский характер. Меня часами заставляли стоять в кабинете следователей в безмолвии, навытяжку, в то время как один следователь ложился спать, а другой сидел за столом в ожидании, когда я начну давать показания о моей «шпионской» и «агентурной» работе. Отвратительные издевательства проделывал надо мной в особенности гражданин] Либенсон. Он тряс меня за шиворот и сталкивал со стула, ставил меня, как мальчишку, в угол носом, хватал за бороду, рвал мою гимнастерку и, когда я пробовал отводить его руку, он, грозя мне пальцем, как собаке, говорил: «Тубо! Рукам волю не давай».

Когда в кабинет заходило несколько следователей, гражданин] Либенсон демонстрировал меня перед ними, как дрессированное животное: «Взгляните на эту харю! Шпик! Плюнуть хочется...» и т. д.

В начале июня, после отказа моего сознаться в преступлениях, которые я не совершал, и моего заявления, что я всегда был и остаюсь верным членом партии Ленина — Сталина, гражданин] Мешик отправил меня в карцер «за оскорбление партии», предупредив вместе с тем, что если я захочу давать показания, то буду немедленно возвращен к следователю. Это был не карцер, а форменный погреб, сырой, холодный, с замурованным наглухо окном. Пол совершенно мокрый, загаженный экскрементами.

Держать меня в подобном помещении и в одном нижнем белье после перенесенной мной тяжелой гангрены ноги являлось совершенно ненужной жестокостью, грозившей рецидивом и ампутацией ноги.

После нескольких часов сидения я был возвращен в кабинет (камеру) следователей, причем из-за дрожи во всем теле я не в силах был говорить, и мой общий вид свидетельствовал об ужасном впечатлении, произведенном на меня этой мерой воздействия. Но никакого другого выбора, как подтвердить свою невиновность, у меня не было. На следующий день я снова был вызван гражданином] Мешиком и после нескольких минут объяснений опять отправлен в карцер, теперь уже на двое суток...

Со 2-3 августа я был передан новому следователю гражданину] Албогачиеву. О циничности его высказываний я говорить не буду. В основном они сводились к тому, как и чем меня будут бить, если я в ближайшие же дни не дам показаний.

В первых же числах августа в кабинет, где работал следователь Адамов, вошел гражданин] Мешик. Он спросил, буду ли я давать показания и, получив ответ, что я невиновен, приказал мне встать со стула и принялся меня бить по лицу. Временами останавливался, повторяя свой вопрос, и, слыша тот же ответ, снова меня бил. Затем обратился к Адамову и сказал: «Хочешь, бей его», и Адамов подошел ко мне и тоже ударил меня по лицу».

Вы признаете, что применение подобных преступных методов ведения следствия является издевательством над социалистической законностью?

ОТВЕТ: Конечно, такие методы ведения следствия совершенно недопустимы.

ВОПРОС: Ознакомившись с материалами следственного дела Кедрова М. С., вы убедились в том, что Кедров М. С. Военной коллегией Верховного суда СССР 9 июля 1941 года был оправдан.

Вам предъявляется письмо председателя Верховного суда СССР от 30 августа 1941 года, адресованное вам, с отклонением вашего представления об отмене оправдательного приговора по делу Кедрова М. С.

Значит, вы обращались к председателю Верховного суда СССР с просьбой об отмене оправдательного приговора по этому делу.

ОТВЕТ: Я не помню, писал ли я представление председателю Верховного суда СССР об отмене оправдательного приговора по делу Кедрова. Думаю, что нет, так как из осмотренных мною двух дел на Кедрова М. С. я вижу, что по поводу отмены оправдательного приговора Кедрова писался документ на имя председателя Президиума Верховного Совета СССР за подписью Кобулова. Правда, копия этого документа, оставшаяся в агентурном деле, не имеет номера и даты. Я допускаю, что письмо Кобулова из Президиума Верховного Совета СССР поступило в Верховный суд, председатель которого ответил мне как первому заместителю наркома. Но я ответ его в свое время не читал, так как 30 августа находился в командировке в Ленинграде.

ВОПРОС: Вы пытаетесь скрыть свою причастность к делу Кедрова М. С. Вам предъявляется представление председателю Верховного суда СССР от июля 1941 года, подписанное вами. Вы признаете это?

ОТВЕТ: Да, это представление подписывал я, но я его не помню. Скрывать что-либо от следствия из того, что я помню и знаю, я не собираюсь.

ВОПРОС: Теперь вы скажите, за что Берия решил расправиться с Кедровым М. С.?

ОТВЕТ: Об этом я не знаю, так как не помню дела Кедрова, а Берия мне об этом ничего не говорил.

ВОПРОС: Разве вам неизвестно, что Кедров М. С. располагал сведениями, компрометирующими Берия по его работе в Баку?

ОТВЕТ: Повторяю, что дела Кедрова М. С. я не помню и не знаю, какими сведениями он располагал о работе Берия в Баку.

ВОПРОС: В этом представлении вы пишете:

«Родной сын Кедрова — Кедров Игорь Михайлович, арестованный в 1939 году за шпионскую работу, показал, что для осуществления провокационных заданий германской разведки им были использованы клеветнические сообщения его отца — Кедрова М. С.».

Таким образом, вы знали, что Кедров М. С. располагал сведениями, компрометирующими Л. П. Берия?

ОТВЕТ: Буквально это не вытекает из приведенной выдержки, но возможно, что тогда мне и рассказали об этом деле, и в частности о сведениях, которыми располагал Кедров о Берия, но сейчас я этого не помню.

ВОПРОС: Объясните, почему Кедров при отсутствии вины в его действиях, при наличии оправдательного приговора по делу, вынесенного Военной коллегией Верховного суда СССР, не был вами освобожден из-под стражи?

ОТВЕТ: Нас, работников НКВД, ругали за случаи оправдательных приговоров, и мы старались их опротестовывать. Очевидно, в данном случае, когда мне принесли на подпись представление об опротестовании оправдательного приговора, я не вдавался в существо дела и подписал это письмо. Направив это письмо в Верховный суд СССР, мы ожидали ответа. Почему Кедров М. С. не был освобожден из-под стражи после 30 августа 1941 года, я не знаю, так как в этот период времени был в командировке, откуда вернулся в первых числах октября и тут же уехал в Куйбышев.

ВОПРОС: В своем представлении в Верховный суд вы указали на то, что следствием была установлена предательская деятельность Кедрова в интересах английских интервентов на Северном фронте. Вы подтверждаете, что еще 9 февраля 1941 года было получено заключение ст[аршего] преподавателя кафедры истории Гражданской войны Академии имени М. В. Фрунзе полковника Ангарского о работе Кедрова М. С. на Северном фронте в 1918 году, полностью реабилитирующее Кедрова М. С., которое было скрыто от судебных органов, было приобщено только к агентурному делу Кедрова М. С. и о котором ничего не говорилось и в вашем представлении в Верховный суд СССР?

ОТВЕТ: Из просмотренного мною агентурного дела на Кедрова М. С. в настоящее время я вижу, что в нем действительно имеется заключение полковника Ангарского о работе Кедрова М. С. на Северном фронте в 1918 году, реабилитирующее Кедрова, которого нет в следственном деле. Однако при подписании представления в Верховный суд вряд ли я имел возможность лично сличить текст представления с материалами следственного и агентурного дела, доверяя в этом отношении подчиненным мне работникам, готовившим представление.

ВОПРОС: В своих многочисленных жалобах, приобщенных к агентурному делу, и в собственноручных показаниях, также приобщенных к агентурному делу, Кедров М. С. утверждал, что в процессе следствия к нему применялись недопустимые методы, грубо нарушающие социалистическую законность.

Как же вы, подписывая представление об отмене оправдательного приговора, не приняли мер к проверке этих жалоб и наказанию виновных?

ОТВЕТ: Не помню, чтобы ко мне поступала какая-либо жалоба Кедрова М. С.

ВОПРОС: В вашем представлении утверждается:

«Во время пребывания под стражей Кедров в кругу сокамерников вел злобные антисоветские разговоры».

Но ведь вам должно быть известно из материалов дела, и агентурного дела в частности, что все разговоры Кедрова М. С. сводились к высказываниям о безобразиях, творимых в НКВД СССР в период руководства им Л. П. Берия и вами, его первым заместителем.

Вам приводится выдержка из донесения агента № 414, имеющегося в агентурном деле, с которым вы ознакомлены:

«Кедров и тонко, и грубо дискредитирует нынешнего наркомвнудела, заявляя, что Ежова не стало, а ежовщина продолжается вовсю, что обман партии продолжается, что его (Кедрова) сын стал сигнализировать в ЦК о безобразиях, творящихся при новом наркомвнуделе, и его вскоре же арестовали, обвинили в шпионаже и попытке дискредитировать нового наркомвнудела по заданию немецкого посольства. По словам Кедрова, новый наркомвнудел имеет личные счеты за прошлое по Закавказью с самим Кедровым».

Вот какие разговоры вел Кедров М. С., находясь под стражей. Что же здесь преступного в высказываниях Кедрова?

ОТВЕТ: В момент подписания представления в Верховный суд я этого донесения агента не видел, а проверять правильность написанного в представлении с материалами следственного и агентурного дела, как я уже выше показывал, я возможности не имел, доверяя в этой части подчиненным мне работникам.

ВОПРОС: Вам известно, что по указанию Берия, которое им было дано в октябре 1941 года, Кедров М. С., при наличии никем не отмененного оправдательного приговора, был расстрелян?

ОТВЕТ: Об этом я узнал только в период следствия. С заключением Влодзимирского, утвержденным Кобуловым, о расстреле Кедрова М. С., приобщенным к делу Кедрова, я ознакомился только сегодня, и никогда ни Берия, ни Кобулов, ни Влодзимирский мне об этом не говорили.

ВОПРОС: Как вы оцениваете эти действия Берия, Кобулова и Влодзимирского по делу Кедрова?

ОТВЕТ: По меньшей мере, преступными.

ВОПРОС: Вы признаете, что, не приняв мер к освобождению Кедрова М. С. из-под стражи при наличии оправдательного приговора, вы тем самым стали соучастником Берия в совершении этого гнусного преступления?

ОТВЕТ: Виновным себя в этом не признаю. В спешке, в условиях первых дней войны, я подписал представление в Верховный суд об опротестовании оправдательного приговора, недостаточно хорошо разобравшись с делом. Если отказ Верховного суда был бы мною лично получен, я бы, безусловно, принял меры к освобождению Кедрова. Однако, как я выше показал, в день получения ответа Верховного суда меня в Москве не было.

Показания записаны с моих слов правильно, протокол мною лично прочитан.

В. Меркулов

Допрос окончен в 22 часа.

Допросил: Полковник юстиции    

Успенский

Верно: [п.п.] Майор административной] службы    

Юрьева