Постановление Президиума ЦК о письме Полукарова о положении в следственных органах МВД. 25 июля 1953 года
Строго секретно Особая папка
Подлежит возврату в течение 24 часов в
Канцелярию Президиума ЦК КПСС
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Товарищ, получающий конспиративные документы, не может ни передавать, ни знакомить с ними кого бы то ни было, если нет на то специальной оговорки ЦК.
Копировка указанных документов и делание выписок из них категорически воспрещается.
Отметка и дата ознакомления делается на каждом документе лично товарищем, которому документ адресован, и за его личной подписью.
Коммунистическая Партия Советского Союза,
ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ
№ П19/XIII Тов. Хрущеву. 25 .VII. 1953 г.
Выписка из протокола № 19 заседания Президиума ЦК от 25 июля 1953 г. Заявление т. Полукарова
Поручить тов. Хрущеву Н. С. рассмотреть заявление с учетом обмена мнений на заседании Президиума ЦК.
СЕКРЕТАРЬ ЦК
№ П246 (ОП) 27.VII.53 г.
Членам Президиума ЦК КПСС тт. Маленкову, Молотову, Хрущеву, Ворошилову, Булганину, Кагановичу, Микояну, Сабурову, Первухину, Круглову, Руденко
Письмо т. Полукарова о положении в следственных органах МВД, о недостатках в подборе кадров, партийной работе в центральном аппарате Министерства внутренних дел.
Отпечатано 15 экземпляров.
Совершенно секретно
Особая папка
Прот[окол] Президиума] ЦК № 19 п. VIII
Тов. Маленкову Г. М.
Тов. МОЛОТОВУ В.М. Тов. БУЛГАНИНУ Н. А.
[п.п.] Н. Хрущев
Секретарю ЦК КПСС тов. Шаталину
Хорошо себе представляя все происшедшее в МВД СССР за последнее время, я хочу сообщить целый ряд фактов, которые, возможно, в какой-то мере помогут ЦК КПСС уяснить обстановку в министерстве, а также сделать необходимые выводы, с тем чтобы в дальнейшем у нас подобных явлений не повторялось.
К изложению приступлю по следующим разделам.
I. Дело врачей
Я не могу судить, насколько достаточны доказательства о преступной деятельности арестованных врачей, следствие в отношении которых велось в следственной части.
Мне пришлось принимать участие в следствии по обвинению: Вовси, Когана Б., Темкина, Раппопорта, Жарковской и других.
На указанных лиц были довольно веские агентурные материалы, свидетельствовавшие об их враждебных высказываниях против политики партии и правительства. Более того, эти материалы, соответственно, подтверждались оперативной техникой (секретным подслушиванием).
Так, в октябре 1952 года Коган Б. Б., придя домой, в беседе со своей женой Тер-Захарьян А. И. заявлял, что он будто бы не хочет лечить русский народ, а готов его травить снизу доверху. В тех же материалах подслушивания были зафиксированы резкие враждебные высказывания со стороны указанной выше группы врачей против товарища И. В. Сталина, а также допускали враждебные выпады о покойных Жданове и Щербакове.
В соответствии с наличием таких материалов и постановлением ЦК КПСС от 11 июля 1951 года о наличии среди врачей глубоко законспирированной террористической организации в ноябре 1952 года были первоначально арестованы Вовси и Коган Б. Б.
На первых же допросах без всякого применения каких-либо незаконных мер, они показали о своих террористических высказываниях против товарищей Сталина и Маленкова. В ходе дальнейших допросов Вовси и Коган показали, что они своими преступными действиями по лечению активных деятелей Советского государства сократили жизнь товарищам Димитрову Г. М., Подвойскому Н. П., Семашко Н. А., а многим нанесли вред здоровью. Все копии протоколов направлялись товарищам Сталину и Маленкову (их можно найти в архиве ЦК).
В последующем Коган и Вовси показывали, что они делали ставку на физическое устранение товарищей Сталина и Маленкова, клеветнически считая последнего «виновником преследования евреев в нашей стране». Следовательно, эти их злодейские замыслы исходили из чисто националистических побуждений.
Наряду со своей вражеской деятельностью Коган и Вовси называли своих сообщников, которые, по согласованию с директивными органами, арестовывались и подтверждали имевшиеся в распоряжении следствия материалы, причем без всякого напоминания им показаний, полученных от Когана и Вовси.
Только лишь в конце декабря 1952 — начале 1953 года по указанию бывшего министра госбезопасности тов. Игнатьева С. Д., основывавшегося на указании ЦК КПСС, к некоторым из арестованных врачей была применена мера физического воздействия. Причем не в такой форме, как об этом расписал в приказе Берия.
Тов. Игнатьев дал указание о применении этой меры, исходя из того, что врачи-террористы якобы не могли действовать по собственному почину, а обязательно должны быть связаны с иноразведками, хотя подозревать их в этом имелись основания.
Арестованные в январе — феврале 1953 года жены Вовси и Когана без всякого применения к ним указанной выше меры и какого-либо вымогательства, в совершенно спокойной обстановке, полностью перекрыли показания своих мужей, рассказав об их террористической деятельности.
Так мы вели дело и ориентировались на его судебное разбирательство в показательном открытом порядке.
В марте т. г. к руководству МВД СССР пришел Берия, который совместно с Кобуловым Б. стал вызывать арестованных к себе без присутствия следователей. О чем они с ними разговаривали, никому неизвестно, но факт, что после его вызова Вовси, к которому, по существу, и не применяли мер насилия, отказался от своих показаний.
12 или 13 марта, не зная наличия всех материалов на врачей, Берия вызвал руководящих работников следствия и заявил им, что он не верит в их преступную деятельность, а тем более в сговор между собой.
Более того, на этом совещании он извратил само понятие буржуазного национализма, заявив, что врачи из лиц еврейской национальности не националисты, а были просто недовольны увольнением евреев из ряда учреждений. На самом же деле они обобщали и высказывали друг другу клевету на ленинско-сталинскую национальную политику.
Тогда же он назначил «комиссию» и дал указание отобрать от всех арестованных отказные показания. Так, в следственном отделе 1-го Главного управления МВД СССР тов. Рублев и Панкратов отобрали 16 человек следователей и, ссылаясь на Берия, дали нам указания «поговорить с арестованными по душам», «сказать, что они оговорили себя», «националистами не являются, а просто высказывали друг другу недовольство увольнением евреев из некоторых учреждений», т. е. дать повод к их отказу от показаний.
Тов. Рублев сам лично вызвал Когана Б. и объявил ему об этом всего в 10-15 минут, в результате чего Коган, не будучи глупым человеком и зная, что его ждет, отказался от своих показаний.
Если до этого тов. Рублев всюду кричал, что врачи — злодеи и т. д., то в данном случае он поступил как человек, слепо выполняющий указания. Я лично думаю, что он и тов. Панкратов могли выполнить, не задумываясь, любое указание Берия, поскольку при всех начальниках они приспосабливались и оставались на своих местах.
В тот же день тов. Рублев нам, следователям, сказал, что это «поворот в карательной политике», «мы не можем держать в тюрьмах интеллигенцию», что «освобождение врачей — дело большой политики» и т. д. При этом он ссылался на слова Берия.
Мы, маленькие рядовые работники, были растеряны. Некоторые эти указания выполняли добросовестно, а многие сомневались в них, но и не решались пойти жаловаться на неправильность этих действий, частью боясь за себя, а частью считали, что пойти не к кому, поскольку Берия считался «вторым человеком в правительстве» и был членом Президиума ЦК.
14 марта мы выехали в тюрьмы «допрашивать арестованных», и только некоторые из них, сообразив, в чем дело, отказались от своих показаний, а большинство по-прежнему подтверждало.
На второй день т[ак] называемая] комиссия в составе Влодзимирского, Козлова, Захарова и Ливанова потребовала от нас справки по делам, какие материалы конкретно имеются на каждого из арестованных для доклада руководству министерства. Мы эти справки добросовестно составили. Однако наш труд пропал даром, так как составленные нами документы никуда не пошли. С этого же дня нам запретили допрос арестованных, которых без участия следователей стали вызывать названные члены комиссии. Как их допрашивали, может свидетельствовать следующий факт.
Полковники тов. Козлов и Захаров вызвали жену арестованного Вовси, которая полностью подтверждала свои показания. Они предложили ей «пойти продумать».
Но и на втором допросе она говорила по-прежнему. Это, очевидно, не удовлетворяло тов. Козлова и Захарова. Вызвав ее в третий раз, они решили сделать ей свидание с мужем, который убедил жену отказаться от своих показаний.
Более того, арестованная Вовси В. из тюрьмы передала записку на имя тов. Захарова, в которой писала ему, что она старалась, по возможности, выполнить его задание. Если же что-либо ему не понравится в ее собственноручных показаниях, то по его указанию она перепишет их в нужном для него направлении.
Примерно так же вызывали и других арестованных по нескольку раз, причем беседа с ними нигде не протоколировалась, чем грубо нарушались нормы УПК и решения ЦК КПСС.
В результате нашего возмущения такими действиями со стороны комиссии, чинившей беззаконие, занявшей дискриминационную позицию по отношению к следователям, по совету ряда товарищей следователь тов. Серегин, ведший дело Вовси В., пошел на прием к Кобулову и высказал общее мнение по этому вопросу. Кобулов не стал разговаривать с ним, а послал тов. Серегина к Влодзимирскому, который обещал разобраться. В результате этого ограничения были отменены и следователей допустили к участию в допросе арестованных комиссией. Однако запрет о самостоятельном вызове арестованных все же оставался до их освобождения.
Как допрашивала комиссия в присутствии следователей, свидетельствует следующий факт.
Арестованную Жарковскую Т. С. вызвали к себе на допрос Захаров и Ливанов. Я при этом присутствовал даже без права совещательного голоса. Они начали с того, что она «оговорила профессора Когана», «в ее практической работе были ошибки, а не вражеская работа» и т. д. Увидев, что Жарковская продолжает настаивать и говорить о своем преступном лечении тов. Подвойского и Семашко, а также враждебных выпадах Когана против тов. Маленкова, Захаров, прервав ее, заявил: «Вас били?», на что изумленная арестованная задала ему вопрос: «А разве в органах МВД бьют?». Так повторял он свой, я бы сказал, явно провокационный вопрос трижды. В результате ему удалось убедить Жарковскую в ошибках, но о вражеских высказываниях Когана она продолжала подтверждать до самого своего освобождения.
В ходе следствия, до прихода в МВД Берия, наряду с допросами арестованных для подтверждения их вражеской деятельности проводились экспертизы, в состав комиссий которых назначались заслуженные деятели медицины — профессора Удинцев, Булатов, Готовский и др. Им давались для объективности фотокопии историй болезни без указания фамилии пациента (имелись в виду Димитров, Подвойский и др.). Тщательно анализируя их, эксперты без всякого воздействия со стороны следствия, поскольку занимались этим другие люди, подтверждали преступное лечение со стороны врачей ответственных государственных деятелей.
Для того чтобы разбить доказательства виновности врачей, комиссия занялась обработкой экспертов, которых вызывали и вдалбливали им, что будто бы они дали ошибочное заключение. Эксперты долгое время не соглашались, но, наконец, не выдержали и согласились с комиссией, изменив своему назначению — полнейшее беспристрастие и объективность в выводах.
Незадолго перед освобождением у Кобулова собрались руководящие работники следствия, которым он, по словам тов. Рублева, заявил, что некоторых врачей в другое время мы бы и не освободили, а теперь нужно освободить. Следовало бы сейчас спросить Кобулова, на какое время он намекал.
В постановлении об освобождении врачей комиссия явно с преувеличением составила сам текст этого документа и написала то, чего в действительности не было.
После освобождения врачей в передовой статье газеты «Правда» было указано, что Михоэлс был оклеветан. На самом деле это не так. На него имелись серьезные агентурные и следственные материалы, свидетельствующие о его вражеской деятельности против Советского государства.
Я лично намеревался пойти к тов. Маленкову или тов. Ворошилову, с тем чтобы рассказать им о том, что я не верил в правильность освобождения ряда врачей.
Более того, я говорил следователям Пыренкову, Зотову, Смирницкому и другим, что этот факт освобождения интуитивно вызывает у меня недоверие к Берия. Это мое убеждение основывалось еще и на том, что в 1938 году, с приходом Берия, освобождали арестованных поголовно. В результате выпустили ряд врагов, и потребовалось вмешательство в декабре 1938 года товарища Сталина, чтобы приостановить эти безобразия и подходить к разбору следственных дел со всей объективностью.
Однако я виноват в том, что своих сомнений не довел до сведения ЦК. Но это объяснялось тем, что я лично боялся, как бы мое заявление не расценили как намерение в покушении на единство среди руководителей КПСС, поскольку Берия на похоронах товарища Сталина фарисейски говорил об этом, а предвидеть события я был не в состоянии. Но до сих пор я глубоко убежден, что некоторые из освобожденных врачей являются врагами.
Может быть, арест их сейчас нецелесообразен, но за ними нужно осуществлять повседневный контроль, и всех их взять в самую активную агентурную разработку.
Заканчивая свое мнение по делу врачей, считаю, что Прокуратура Союза знала обо всех недостатках и нарушениях законов в органах МГБ, но должным образом не реагировала на это и своевременно не сигнализировала в ЦК КПСС.
II. Дело Шварцмана
По указанию ЦК КПСС в июле 1951 года был арестован бывший заместитель начальника следчасти Шварцман, который на допросах в прокуратуре в своих собственноручных показаниях говорил, что он входил в заговор против русского народа, возглавляемый Берия. При этом называл в числе участников ряд сотрудников МГБ.
Однако его показаниям никто значения не придавал, и они не докладывались в ЦК, а принимались все меры к тому, чтобы Шварцмана сделать сумасшедшим. В этих целях его шесть раз посылали на экспертизу в Научно-исследовательский институт судебной психиатрии имени профессора Сербского, но в каждом случае он признается вменяемым и полностью подтверждает свои показания. Вместо того чтобы развернуть эти показания, Шварцмана всячески заставляли отказаться от них.
Лиц, арестованных после Шварцмана (я имею в виду Белкина, Райхмана, Иткина и др.), связанных с ним по вражеской деятельности, не допрашивали об этом, а ограничивались националистическими взглядами. С приходом Берия их всех освободили и устроили на руководящие посты в МВД. В то время как их нельзя было допускать до работы в органах на пушечный выстрел.
Так, например, двоюродная сестра Райхмана работала в американском посольстве и ведала там картотекой на советских генералов.
Я бы мог привести и другие факты, когда Берия и его, очевидно, единомышленники неправильно освобождали арестованных, являвшихся врагами нашего государства. По моему глубокому убеждению, все это делалось неспроста. На мой взгляд, надо пересмотреть дела на освобожденных Белкина, Иткина, Свердлова и других, следствие по которым велось в следчасти.
Мне известно лишь, что их освобождение вызывало и вызывает возмущение следователей, проводивших расследование по их делам, но почему-то, хотя бы теперь, сообщить об этом не решаются или боятся за себя. Можно вызвать и спросить тов. Самарина, Мотавкина, Пичугина, Ожерельева и др.
III. Подбор и расстановка кадров
В период, когда был министром тов. Игнатьев, для укрепления аппарата МГБ СССР ЦК КПСС прислал на работу многих партийных работников, которые с приходом Берия были изгнаны из центрального аппарата МВД. На их место Берия стал тащить своих, довольно сомнительных людей, часть из которых была арестована и освобождена им из-под стражи.
Так, например, арестовывавшийся Шлюгер за провокационные методы работы, в результате чего было допущено на деньги органов и по их заданию кощунство над памятью товарища Сталина, был освобожден и назначен на должность помощника начальника инспекции при министре. Начальником же в этой инспекции являлся упомянутый выше Райхман, которому полностью была передоверена подборка кадров в инспекцию. Надо думать, что он подобрал себе кадры.
На должность одного из начальников отдела 4-го управления был притащен некий Литкенс, который в прошлом в центральном аппарате сфальсифицировал агентурное дело на т[ак] называемую] «Молодежную организацию» до сотни человек.
Должность начальника следчасти занял личный дружок Кобулова Влодзимир-ский, на которого имелось дело-формуляр с различными агентурными данными.
Подобные факты можно было бы продолжить.
Вместо выдвижения молодых работников, действительно достойных сотрудников, Берия и его компания потащили своих людей по признаку землячества и старого знакомства, которые уже в течение ряда лет оторвались от агентурно-оперативной работы. Они за это время скомпрометировали себя.
Так, назначенный министром внутренних дел Украины Мешик еще в 1951 году проходил по показаниям Салиманова как совершенно разложившийся элемент. Министр Грузии Деканозов был уволен с работы из МИДа за морально-политическую неустойчивость.
Выдвигая своих единомышленников и подхалимов, в то же время бывшие руководители МВД приняли все меры к увольнению из органов рядового преданного партии состава работников под видом сокращения штатов. Если же вдуматься и проанализировать, на каких участках работы было произведено сокращение, то появляется ряд недоуменных вопросов.
Так, по указанию ЦК КПСС был создан отдел по обслуживанию медицины — он сокращен до отделения не более 10 человек на весь Советский Союз. Таким же путем был сокращен отдел по разработке еврейских буржуазных националистов. Да и вообще проводилась линия, будто бы евреи не ведут вражеской работы, и никто из них националистом не является.
Далее, до минимума сократили следственные отделы управлений, а Кобулов на одном из совещаний заявил, что будто бы скоро следственные отделы будут вообще упразднены, поскольку следствием станут заниматься сами оперативные работники, непосредственно проводившие агентурную разработку того или другого лица.
На мой взгляд, эта явно вражеская установка была осуждена решением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 17 ноября 1938 года. На самом деле, как может объективно вести оперработник следствие, если он сам разрабатывал и крайне заинтересован, коли посадил человека, всеми правдами и неправдами осудить его. Такие случаи уже имели место в работе органов МВД и ни к чему другому, как вредным последствиям, они не приводили.
Под видом сокращения штатов руководители следственных отделов постарались оставить в отделах своих приближенных, не считаясь с деловыми качествами работников. Выводили за штаты лиц, имеющих высшее юридическое образование.
Так, тов. Рублев оставил за штатами тов. Зотова, который всегда вел самые сложные и серьезные дела.
Были случаи приема сотрудников в нарушение финансовой дисциплины. Так, по звонку Кобулова Б. в 1-е Главное управление была принята Скобцова, ранее уволенная из органов и получившая выходное пособие 15 тысяч рублей, которые не сдала обратно только лишь потому, что ее муж — приятель Кобулова, совместно работавший с ним в ГУСИМЗе. Таких немало, а хороших работников увольняли или оставляли за штатами, говоря: находите себе место сами.
Так, довольно толковый работник Андреев Валентин, разоблачивший злодеев, предавших молодогвардейцев, вот уже два месяца за штатом, не получая денег. Много работников находятся не в лучшем положении.
Не лучше дело обстоит с материальным обеспечением сотрудников МВД. Все льготы, которыми они пользовались по сравнению с военнослужащими, отменены, а выполнять по важности работу приходится не меньше.
В течение только одного года сотрудников МВД лишили выплаты за звание, пайковых (при тов. Игнатьеве) и выплаты за секретность (при Берия). Все сотрудники только и живут мыслью, когда эти льготы возвратят обратно. Чтобы далеко не ходить за примером, приведу себя.
Я получаю на руки без вычетов 2000 рублей при наличии семьи в 8 человек (жена, мать и пятеро детей). Плачу за квартиру и услуги 200 рублей, 1500—на питание (50 рублей на день, на человека по 6 рублей). Остается 300 рублей, которые расходуются для выплаты на лечение больной дочери. На обувь, одежду жены и детей, я не говорю о себе, ничего не остается. Не приходится думать о посещении театра, кино и т. д.
В таком положении немало работников, а руководители управлений и отделов получают большие ставки, и им о положении рядового состава думать нечего. К тому же поднять такие вопросы они не в состоянии.
До войны у нас была солидная выплата за выслугу лет — после 12 лет — 50 %. Почему не восстановить ее? Это в какой-то мере компенсировало бы сотрудников МВД, а для государства меньшие затраты. К тому же старые работники как-то выделялись бы, и не было бы существующей теперь уравниловки.
VI. Партийная работа
До прихода Берия в министерстве была развернута удовлетворительно партийная работа. В широких масштаба проводились критика и самокритика, невзирая на лица. В последние три месяца в результате реорганизации и сокращения штатов никакой партийной работы не велось.
Пользуясь сокращением штатов, многие начальники использовали это важное государственное мероприятие как расправу за критику в их адрес.
Учеба сотрудников в вечерних и заочных высших учебных заведениях до сих пор в органах еще не привилась, и не потому, что работники не желают, а в силу того, что руководители всячески ставят палки в колеса и не дают времени для подготовки к замятиям.
Более того, не отпускают сотрудников для сдачи экзаменов на период, установленный правительством. Так, мне за весь период окончания Военно-юридической академии и в последующем сдачи кандидатских экзаменов было дано времени не более месяца. Приходилось использовать свой ежегодный отпуск, иногда даже в ущерб здоровью, которое за 15 лет работы на следствии с бессонными ночами поизносилось довольно солидно, в результате у меня теперь пониженное давление крови. Это не от хорошего.
В результате отсутствия партийной работы, а отсюда и [передачи] информации в руководящие партийные органы, Берия и его единомышленникам удалось выгнать много честных работников из органов, а устройством их в гражданские учреждения никто не занимался.
Я лично считаю, товарищ Шаталин, что следует подчинить органы МВД полностью под контроль ЦК КПСС в центре и крайкомам и обкомам — на местах, чтобы время от времени рядовые работники вызывались в ЦК КПСС и сигнализировали об имеющихся недостатках. В противном случае никакого улучшения в работе не будет. Министр не должен занимать такого положения в правительстве, как Берия, а должен быть рядовым членом ЦК и всецело подчинен ему.
Имеется целый ряд и других вопросов, которые мне хотелось бы сообщить лично Вам, товарищ Шаталин, и о них я могу написать только после беседы с Вами. Если у Вас имеется возможность, то прошу принять меня и выслушать.
Член КПСС с 1939 года, партбилет № 3148012
Полукаров
1-е Главное управление МВД СССР
Телефон К 6-7-44
13 июля 1953 года
Верно: [п.п.]
Е. Румянцева