3. Народное представительство
3. Народное представительство
Изложенные факты не могут окрасить в розовый цвет сибирскую общественность. Как-то невольно вспоминаются слова из обращения Сазонова: «Стыдно, граждане! Опомнитесь! — тыл забыл фронт»... [«Заря», № 39].
Общественность продолжала дробиться. Росла взаимная вражда отдельных групп. И было совершенно невозможно объединить на каком-либо общем действии тех «социалистов-земцев», которые в ноябре 1919 г. все еще жили отрыжками викжелевских настроений ноября 1917 г., и те «национальные» элементы, которые панически находились под впечатлением возможности восстановления призраков Комуча и Сибоблдумы и поэтому с резкой решимостью отметали идею созыва какого-либо представительного законодательного органа.
Противники народного представительства в период гражданской войны теоретически, конечно, были правы. Представительный орган требует выборов. Разве могли они быть произведены в условиях сибирской действительности? Получился бы либо «разнузданный совдеп», либо фальсификация народного представительства в духе ли ориентации Сибоблдумы или казачьей конференции — не все ли равно? Следовательно, возможно было говорить лишь о суррогате народного представительства. Нужен ли был такой суррогат? Мог ли он осуществить тот порядок и ту законность, которых, по словам Балакшина (председателя блока), жаждало крестьянство и осуществления которых не могла достигнуть правительственная власть?
Ответы могут быть разные. Но едва ли можно вменить в особую вину «конституционному диктатору» то, что он не пытался созвать народное представительство и передать ему в той или иной степени законодательную власть. Увлечение фикциями отнюдь не знаменует собой реального понимания требований жизни. Мы видели, что невозможность произвести выборы в новое Учр. С., т. е. созыва нормального народного представительства в период гражданской войны, прекрасно сознавали те, которые держались за труп старого Учр. Собр. Характерно, что в момент выработки тактики борьбы с большевиками весной 1918 г. в левых кругах, отстаивавших идею нового Учр. Собр., не поднималось вопроса о каких-либо временных суррогатах народного представительства30. Суррогатом должна была сама по себе явиться коллегиальная и коалиционная правительственная власть, составленная из авторитетных представителей главенствующих политических течений.
Адм. Колчак в будущем гарантировал созыв Учр. Собрания, но, как солдат, считал ненужным во время боя какие-либо предпарламенты. (При характере русской общественности они слишком часто становились ненужными «говорильнями».) Все правительственные прокламации выходили под флагом будущего Учредительного и Национального Собрания (в пражском Архиве имеется большая их коллекция). Может быть, в них была и доза демагогии, как во всякой прокламации. Привычными терминами апеллировал, напр., ген. Пепеляев — областник-народник по своим политическим симпатиям, призывая население в воззвании 28 июля бороться за веру и за святыни русские, за свободный труд, за землю и волю, за Учр. Собрание. Об Учр. Собрании говорит в августовские дни и Высший церковный совет. Противники «диктатуры» скажут, что здесь крылся сознательный обман. Но лозунг сам по себе всегда остается только лозунгом. «Обман» вскрывается потом. Каждый лозунг до некоторой степени самообман, если он не диктуется грубой демагогией. Пределы демагогии определяют собой и пределы «обмана»31. Никогда власть адм. Колчака не переходила возможных пределов. Скорее, ее можно упрекнуть в противоположном, особенно Верховного правителя. Мне кажется, что Колчак, считая себя временным носителем верховной власти, с излишней скрупулезностью искренне боялся обвинений в том, что он предрешает будущую волю народа. Народ-хозяин, перед которым склоняется индивидуальная воля, для Колчака, очевидно, являлся каким-то отвлеченным мистическим представлением. Это не было догмой системы демократического миросозерцания. В гражданской войне надо иметь смелость предрешать вопросы. От этого предрешения часто зависит успех. В период неудачи всегда растет «ненависть к власти, у которой нет мысли опереться на общественность» [«Чехосл. Дневник»]. Для одних призыв к «народной санкции» становится демагогическим методом борьбы с властью, для других — последним спасительным рецептом.
Но общественность всегда и везде предъявляет свои права. Общественность желает говорить, выявлять свое мнение и волю и законодательствовать. С этим приходится считаться. «Старцы», входившие в общественный блок, отчетливо ощущали этот закон гражданского общежития. Они ставили себе задачею привлечь демократические элементы к поддержке Правительства и поэтому в своем органе «Заря» все время осторожно поднимали вопрос о создании представительного органа. Они как бы прощупывают почву, подготавливают общественное мнение, урезонивают одних, пытаются воспитывать других. 19 декабря, критикуя старое Учр. Собр., «Заря» [№ 149] подчеркивает, что сама идея не потеряла своего исторически национального смысла: «идея народного представительства, решающего настоящее и будущее страны, неизбежна, как судьба, бессмертна, как феникс». Полемизируя с «Русской Армией» по поводу созыва Учр. Собр. [15 февр., № 35], «Заря» указывает, что «официальная газета должна правильно воспринимать конечные цели Правительства и те идеи, которые им провозглашены» (ссылка на речи Колчака при поездке его на фронт). Газета стоит за возможно скорый созыв Учр. Собр. [№ 21], хотя и понимает, что в установлении сроков надо быть очень осторожным и что «самый кратчайший срок будет довольно длительным». Пока же надо создать «хотя бы временный представительный орган» [№ 39]. «Заря» подхватывает слухи о готовности Правительства созвать «предпарламент» и приветствует «временный законосовещательный или законодательный центр». Он укрепил бы власть в отношении Советской России: «для России, возможно, власть Колчака представляется чем-то опрокидывающим все демократические завоевания и принципы февральской революции» [14янв., №3].
Я привел эти выдержки из «Зари» потому, что ведь для вражеского стана это — голос правительственной рептилии... Если в широких общественных кругах мысли «Зари» не встречали с самого начала отклика32, то в марте в «омском политическом болоте» говорят о предпарламенте уже более определенно и блок спешит разработать положение о совещательном органе [«Мысль», № 15]. Под непосредственным влиянием выступления блока (Колчак, видимо, очень доверял Сазонову и часто с ним советовался) 11 марта учреждается десятичленная подготовительная комиссия по разработке вопроса о «всероссийском представительном собрании учредительного характера»33. Комиссия работала под председательством Белевского34 [«Пр. Вест.», № 183]. Комиссия далеко не бездействовала, но работа в ней задерживалась, по словам Гинса, из-за отсутствия подходящих людей [II, с. 167]35. Только 22 августа Пепеляев внес в дневник запись: «Блестящий проект основного положения о выборах в Учред. Собрание» — это был доклад Гинса в Совете министров... Предполагалось созвать специальное совещание из представителей различных общественных группировок для обсуждения проекта. Все это не было ни обманом, ни фикцией.
Насколько реально ставился Правительством вопрос, свидетельствует тот факт, что оно предлагало комиссии разработать два варианта — созыв Нац. У. С. с соблюдением всех гарантий и «пулеметного», т. е. производство выборов самым экстренным образом в случае занятия Москвы. Комиссия признала, однако, невозможным производить выборы в спешном порядке. Комиссия также решительно высказалась против созыва областного Собрания с учредительными функциями. Мне пришлось познакомиться с записями одного из членов комиссии. Они отмечают нам живой интерес, с которым Верховный правитель относился к работе комиссии. Любопытен один штрих. Комиссия против мнения Белевского высказалась за сохранение избирательных прав за женщинами. Колчак всецело встал на сторону комиссии. Между комиссией и Ставкой возник однажды существенный конфликт. 28 июля Колчак издал приказ, в котором говорилось: «Только победа может дать России мир и спокойствие и с ними Национальное Собрание, ибо нельзя жертвующим за возрождение отечества своей жизнью и кровью отказать в участии в нем». В дополнительном воззвании давались уже более определенные обещания... «Уничтожив самодержавие большевиков-комиссаров, вы, крестьяне и солдаты, тотчас же начнете выборы в У. С. Я вам обещаю это перед лицом всей России и целого света». Эта «демагогия» вызвала решительное возражение в комиссии, которая не считала возможным производить выборы до демобилизации армии и высказывалась за предоставление пассивного права военнослужащим.
Обмен мнениями шел не только в правительственной среде. В печати идут споры о пропорциональной системе (напр., статьи в «Соб. Жизни»).
В самом «Прав. Вест.» [№ 197-203 — июнь] помещается ряд статей Венецианова о пересмотре закона о выборах в Учр. Собр. Любопытно, что автор обсуждает даже технику выборов — даже мелочи, вплоть до того, что придется за недостатком бумаги отказаться от конвертов. Это было еще время успехов на фронте, когда рождались надежды на захват Москвы и на конец большевизма. Тогда пришлось бы осуществлять данное обещание... К нему готовились, и готовились серьезно36.
Не высоко подчас приходится с политической точки зрения расценивать сибирскую общественность во всем ее целом, тем не менее Верховный правитель отнюдь не игнорировал ее. Наоборот, он был к ней предупредителен. Слишком много интеллигентских традиций и представлений было у адмирала. Самовластных действий диктаторского характера, идущих наперекор общественному мнению, просто не было. Тотчас же после переворота, 22 ноября, Верховным правителем было утверждено положение о Чрезвычайном Государственном Экономическом Совещании для выработки мероприятий, касающихся финансов, промышленности, товарообмена и снабжения армии. По личной инициативе Колчака, в мае в Екатеринбурге был созван большой фабрично-заводской съезд (до 600 чел.) в целях выяснить нужды заводов и своевременного удовлетворения их [Гинс. II, с. 188].
Первоначальное положение Эконом. Совещания в смысле привлечения к работе общественных сил (торгово-промышленных и кооперативных) было довольно скромно, но, в сущности, Верховный правитель утвердил готовый уже проект, представленный финансовым деятелем Федосеевым (бывшим одно время до революции государственным контролером). Он же был назначен и председателем Совещания. В феврале его сменил Гинс.
Следить за специальной работой Экон. Совещания мы не будем (кое-какие сведения можно найти в очерках Гинса). В данном случае более интересна политическая роль Экон. Сов. с момента его преобразования и расширения как его функций, так и состава общественного представительства. Очевидно, подобное изменение было сделано не без влияния общественного блока, указавшего через свою делегацию 22 марта Верховному правителю о необходимости более тесного сотрудничества Правительства с обществом. Колчак всегда охотно шел на расширение этого сотрудничества в момент удач на фронте. «Адмирал, — записывает Будберг 19 июня, — относится к идее Совещания искренно и благожелательно; нельзя того же сказать о некоторых членах Совета министров и влиятельных представителях омской реакции, которые смотрят на это Совещание, как на ширму и громоотвод, назойливые и неприятные, но по обстановке необходимые» [XIV, с. 295]37. В новом положении об Экон. Сов., утвержденном Советом министров 2 мая, общественность была представлена довольно широко38. «Левые» остались новым составом недовольны. «Возмутиться было чем, — вспоминает Л. Кроль, — земства и города выбирали только «кандидатов», из которых «не свыше двадцати» назначались Верховным правителем по представлению председателя Совещания членами его: "лучшего повода эсерам повести кампанию за бойкот... дать нельзя было, и они использовали в полной мере и, вообще говоря, с успехом"»39. Пермское земство все-таки выбрало своих кандидатов, но постановило обратить внимание Правительства на необходимость созыва «в кратчайший срок народного представительства». Прибыв в Омск, Кроль нашел, несмотря на «бойкот», в составе членов Совещания лиц, которых «менее всего ожидал», — таких, напр., оппозиционеров, как эсер Алексеевский, бывший член Амурского правительства. «Оппозиция оказалась в большинстве» — по мнению Кроля, Гинс «как бы старался проводить в Госуд. Эк. Сов. оппозиционеров» [с. 180]. Очевидно, не было сделано и попытки фальсифицировать общественное мнение.
Открывая 19 июня Совещание, Верховный правитель указал, что Правительство думает осуществить план создания законосовещательного органа через Эк. Сов. Эта мысль начинала приобретать в обществе права гражданства. Психология Верховного правителя и психология общественной оппозиции были различны. У Колчака при неудачах на фронте мысль направлялась в другое русло — как будто бы не время было думать о народном представительстве. У находившихся в оппозиции к режиму именно тогда наступал момент для предъявления требований со стороны общественности. 25 июля Пепеляев записывает:
«Сегодня меня вызывал по проводу из Тюмени Анатолий. Он почти безнадежно смотрит на положение, если армия, «которую нужно создавать снова», не услышит от самого «народа» призыва к борьбе. Этот призыв от народа он мыслит себе в образе голоса «Земского Собора», который нужно созвать «немедленно»40. Он ждет этого созыва, заявляя, что иначе не верит в создание армии и хочет уйти. Я ответил ему, что не верю вполне в этот способ и вообще не верю в искусственные меры, принимаемые от случая к случаю. Обещал продумать, доложить правителю и приехать к нему для более тесного взаимоосведомления. С провода я был у правителя в час своего доклада. Изложил ему беседу и предложил съездить на фронт, куда мне вообще нужно, кстати — разъяснить Анатолию обстановку, из которой он увидит, что голос народа получить не так-то просто. Правитель просил меня съездить».
Как видим, Колчак довольно внимательно относился и к критике и к советам, поэтому глубоко несправедлив отзыв Милюкова: «Колчак был заранее предубежден против Гос. Эк. Совещ., иронически говорил о нем: «Они парламента захотели» — и собирался "разогнать этот совдеп"» [с. 138]. Этот отзыв Милюкова основан на инциденте, который рассказан мемуаристами и который историк расширил без всякого основания в общую тезу. Вот запись Пепеляева еще 16 июля, касающаяся описываемого инцидента:
«... правитель гневно потребовал запретить Государственному Экономическому Совещанию вторгаться не в свою область.
Вызвал Андогского и разнес его за его сообщение в Экономическом Совещании. Удалось уговорить. Я доказывал, что нужно проявить выдержку и лучше ускорить окончание сессии, чем прибегать к репрессии в виде закрытия, на чем настаивал правитель.
Мне казалось, что удачным влиянием можно через Экономическое Совещание ликвидировать вредную общественную свистопляску, начатую блоком»41.
Обратимся к Гинсу:
«Оказывается, в мое отсутствие ген. Андогский, которого я сам просил об этом, сделал членам Совещания доклад о положении дел на фронте. Заместитель мой, бывший член Директории В. А. Виноградов, избранный товарищем председателя, поставил этот доклад в официальном заседании, а не в частном собрании, как я предполагал. Докладчику стали задавать вопросы. «Принято ли во внимание, что отступать придется за Тобол?» — спросил почему-то хорошо осведомленный в этом Алексеевский. «Большевик!» — зашипел на него Жардецкий.
Стали шуметь. Враги Андогского доложили адмиралу, что генерал хотел приобрести популярность, что он не имел права без разрешения выступать. Формально это, может быть, было и верно. Враги Экономического Совещания и вообще «конституционных затей донесли, что члены Экономического Совещания по поводу доклада Андогского обсуждали общее политическое положение и готовят петицию» [II, с. 250].
Дело касалось, конечно, не петиции, а доклада Андогского о военном положении и реплики Алексеевского. Все станет ясно, если мы заглянем в воспоминания Кроля, где найдем указание на то, что Алексеевский — тот самый, который был потом в следственной комиссии над Колчаком, — уже тогда выдвигал среди левой части Эк. Сов. «мысль о необходимости поиска путей примирения с советской властью» [с. 191]. Верховный правитель быстро отошел, когда Гинс ему доложил, что Эк. Сов. постановило, что «борьба с большевиками должна быть доведена до конца». Колчак тотчас же согласился принять делегацию Эк. Сов. для беседы по политическим вопросам. Делегация представила краткую записку, подписанную 19 членами42:
«...1. Борьба с большевизмом должна быть доведена до его поражения — никакие соглашения с советской властью недопустимы и невозможны. 2. Созыв Учредительного Народного Собрания на основе всеобщего избирательного права, по освобождении России, обязателен. 3. Строгое проведение в жизнь начал законности и правопорядка. 4. Невмешательство военной власти в дела гражданского управления в местностях, не объявленных на военном и осадном положении. 5. Создание солидарного Совета министров на определенной демократической программе. 6. Срочное преобразование Государственного Экономического Совещания в Государственное Совещание — законосовещательный орган по всем вопросам законодательным и государственным с тем, чтобы все законопроекты, принятые Советом министров, представлялись в Совещание, как в высшую законо-совещательную инстанцию, и отсюда поступали на утверждение верховной власти. Председательство в Государственном Совещании должно быть возложено на лицо, не входящее в состав Совета министров. Государственному Совещанию предоставить право: а) законодательной инициативы; б) рассмотрения бюджета; в) контроля над деятельностью ведомств; г) запроса руководителям ведомств; д) непосредственного представления своих постановлений верховной власти» [Кр. Арх.». XXXI, с. 60].
По словам Кроля, записка вызвала возражения справа:
«Она меняла конституцию 18 ноября, по которой законодательная власть принадлежала Верховному правителю совместно с Советом министров. (Поэтому законопроекты — экономические и финансовые — вносились в Государственное Экономическое Совещание отдельными министрами и затем уже из него шли в Совет министров.) По нашему проекту единственным законодателем являлся Верховный правитель, но он не мог принять закона до его рассмотрения в проектировавшемся Государственном Совещании» [с. 182].
Выслушав делегацию, Верховный правитель ответил:
«Господа! что же тут нового?.. Созыв Учредительного Собрания обещан. Для пересмотра избирательных законов уже назначен председатель комиссии — Белоруссов-Белевский, общественный деятель, пользующийся общим доверием. Проведение начал законности — это идеал, но как его достигнуть, когда нет честных людей?
Невмешательство военных властей, солидарный Совет — все это желательно, но фактически нет возможности подчинить центральной власти всех атаманов, и нет возможности менять министров, за отсутствием подходящих заместителей. Откуда взять министра путей сообщения, иностранных дел, военного, юстиции, когда людей нет? Мы — рабы положения. Надо мириться с тем, что есть.
Остается преобразование Госуд. Эконом. Совещания. Этот вопрос, сказал адмирал, я уже предрешил в положительном смысле. Есть несколько проектов законосовещательного учреждения, и мы поставим этот вопрос на очередь» [Гинс. II, с. 253]43
Свои впечатления лично от Колчака Кроль формулирует кратко: «Чересчур элементарен». Никак не могу согласиться с подобным отзывом. В данном случае эта политическая «элементарность» была куда глубже политиканствующей изворотливости.
Так закончился прием делегации. Оставалось найти формы. У Гинса был свой проект [с. 254]. Группа членов Эк. Сов. также предприняла в частном порядке разработку проекта «Положения о Государственном Совещании».
Интересно отметить характеристику, которую дает Кроль:
«В частных совещаниях резко наметились две группы: «левая», в основе требований которой лежало скорейшее привлечение к делу народного представительства и создание Совета министров, солидарного на демократической платформе, и «правая», для которой все сводилось к персональному составу Совета министров. Объединило обе группы определенное недовольство наличным составом Совета министров. Обе группы разными путями, несомненно, стремились к переходу от военной диктатуры к более или менее правовому строю. Единственным, стоявшим за диктатуру и усиление ее, готовым оправдывать все и вся, был Жардецкий [с. 189].
Разработав проект, группа решила направить к Верховному правителю делегацию. Она не была принята. Почему? Против этого проекта был Совет министров. Отказ в приеме делегации был приписан влиянию Гинса. Так ли это было или нет, в сущности, довольно безразлично. Но «отказ», по словам Кроля, так повлиял на «крайнюю левую» с Алексеевским во главе, что дальневосточные члены уехали во Владивосток, считая, что отказ в приеме делегации является отсрочкой созыва представительного органа. В действительности было иначе. Воспользовавшись успехом под Челябинском Верховный правитель 16 сентября опубликовал решение созвать Госуд. Земское Совещание44. Выходило, что постановка вопроса о представительном органе была сделана по инициативе якобы самой власти» [Кроль. С. 191]. Это было неприемлемо для «левых» — требовалась со стороны диктатора вынужденная уступка общественному мнению. Главное же заключалось, конечно, в том, что эсеры не хотели совещательного органа и отнюдь не солидаризировались с проектом группы членов Экон. Совещ.
В эсеровских кругах в связи с общим планом, о котором говорилось выше, вопрос о народном представительстве ставился уже резче — о явочном порядке созыва Земского Собора. 5 сентября во Владивостоке была издана бывшим председателем Областной Думы «грамота» к населению.
«В тяжелые дни новых испытаний — так начинался этот документа — перед лицом величайших опасностей, угрожающих Родине извне и изнутри, как первый народный избранник Сибири, я счел себя обязанным обратиться с настоящей грамотой к стране. Девять месяцев диктатуры адмирала Колчака, насильственно свергшего выборную власть Директории, привели Сибирь к полному развалу и гибели. Дело возрождения государственности, с огромными жертвами начатое демократией, преступно погублено безответственной властью».
Давая критику режима, близкую по содержанию калашниковской записке, «первый народный избранник» продолжал:
«Все сильнее, все определеннее раздаются голоса местных самоуправлений, общественных организаций, отдельных общественных деятелей и представителей командования в армии, требующие немедленного созыва представительного органа и создания ответственного Правительства. Но Правительство адм. Колчака глухо и слепо и продолжает вести страну к неминуемой гибели. Теперь для всех ясно, что это Правительство не может и не должно больше существовать. Договариваться поздно: враг у наших ворот. Во имя интересов Родины необходимо действовать. Если существующая власть не поняла своего долга перед Родиной, необходимо этот долг выполнить самому населению. Как председатель сибирского представительского органа, я беру на себя высокую честь и ответственность призвать население Сибири к немедленному созданию народного представительства».
Революционное воззвание, как мы увидим ниже, еще не раскрывало всех карт. Оно заканчивалось общими словами:
«Опубликовывая настоящую грамоту, я выражаю глубокую уверенность в том, что страна найдет пути и средства для обеспечения избранникам своим выполнения священного долга перед Родиной [«Сиб. Арх.». I, с. 89. — Прил. к «Вольной Сиб.». VI].
Бывший председатель Сибоблдумы не упоминал, конечно, о правительственных проектах созыва Земского Совещания. Это было естественно: такое упоминание разрушало бы демагогию, которая являлась фоном «грамоты»...
У Верховного правителя были колебания. По словам Будберга, Колчак счел нужным специально посоветоваться с Сазоновым.
14 сентября происходило экстренное заседание Совета министров. И там были сомнения.
«Я высказал, — пишет Будберг, — что нужно только сделать все, чтобы в новый орган попали настоящие, деловые представители сибирского населения, а не наезжие оратели, как то было в Сибири при выборах в Государственную Думу и Учредит. Собрание.
Если это будут настоящие представители населения, которые нас слопают, то такова, значит, историческая необходимость, от которой не уйти никакими предохранительными мерами; пусть лучше нас сменит такое Совещание, а не заговорщики-эсеры или комиссары-большевики... В вопросе о необходимости реформы разногласия в Совете не было, но в вопросе о компетенции Совещания и его правах контролировать агентов власти голоса разделились поровну — новое подтверждение того, какой оригинальный у нас "объединенный комитете"» [XV, с. 312—313].
В окончательном виде грамота Верховного правителя гласила:
«После длительной подготовки к наступлению, оружию нашему в тяжких и упорных боях ниспослан крупный успех. Приближается тот счастливый момент, когда чувствуется решительный перелом борьбы, и дух победы окрыляет войска и подымает их на новые подвиги.
И здесь, на востоке, куда устремлено ныне главное внимание противника, и на юге России, где войска ген. Деникина освободили от большевиков уже весь хлебородный район, и на западе, у границ Польши и Эстляндии, большевики потерпели серьезные поражения.
Укрепление успехов, достигнутых наступающими под верховным моим командованием армиями, предрешает завершение великих усилий и искупление тяжких жертв, принесенных на борьбу с разрушителями государства, врагами порядка и богоотступниками. Глубокое волнение охватывает борцов, чувствующих благословенное и радостное приближение мирной и свободной жизни. И вся страна, весь народ в едином непреклонном порыве к победе должны слиться с Правительством и армией.
Исполненный глубокою верою в неизменный успех развивающейся борьбы, почитаю я ныне своевременным созвать умудренных жизнью людей земли и образовать Государственное Земское Совещание для содействия мне и моему Правительству прежде всего по завершению в момент высшего напряжения сил начатого дела спасения Российского Государства. Государственное Земское Совещание должно помочь Правительству в переходе от неизбежно суровых начал военного управления, свойственных напряженной гражданской войне, к новым началам жизни мирной, основанной на бдительной охране законности и твердых гарантиях гражданских свобод и благ личных и имущественных. Такие последствия продолжительной гражданской войны всего сильнее испытывают на себе широкие массы населения, представляемые крестьянством и казачеством. Вызванная не нами разорительная война поглощала до сих пор все силы и средства государственные. Справедливые нужды населения по неизбежности оставались неудовлетворенными, и Государственное Земское Совещание, составленное из людей, близких земле, должно будет также озаботиться вопросами укрепления благосостояния народного.
Объявляя о принятом мною решении созыва Государственного Земского Совещания, я призываю все население к полному единению с властью, прекращению партийной борьбы и признанию государственных целей и задач выше личных стремлений и самолюбий, памятуя, что партийность и личный интерес привели великое Государство Российское на край гибели» [«Кр. Арх.». XXXI, с. 72].
Разработка проекта положения о Госуд. Земск. Совещании особым «рескриптом» поручалась Вологодскому, как председателю Совета министров. Разработка положения, по мнению Кроля, подвигалась «туго»: «одним из тормозов служило упорное отстаивание Советом министров своего права на совместное с Верховным правителем законодательство» [с. 195].
Все внимание Колчака в это уже время было захвачено событиями на фронте.