Спецсообщение Н.И. Ежова и Л.П. Берия И.В. Сталину с приложением следственных материалов на М.Е. Кольцова. 27 сентября 1938 г.

Реквизиты
Государство: 
Датировка: 
1938.09.27
Источник: 
Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. 1937—1938. — М.: МФД, 2004, стр. 556-561.
Архив: 
АП РФ. Ф. 3. Оп. 24. Д. 366. Л. 55—64. Подлинник. Машинопись.

27 сентября 1938 г.

№ 109103

Сов. секретно

СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) тов. СТАЛИНУ

Направляем Вам справку по агентурным и следственным материалам на КОЛЬЦОВА (ФРИДЛЯНДА) Михаила Ефимовича — журналиста.[1]

Народный комиссар внутренних дел Союза ССР ЕЖОВ

Начальник ГУГБ УГБ НКВД СССР БЕРИЯ

СПРАВКА

КОЛЬЦОВ (ФРИДЛЯНД) Михаил Ефимович — журналист, член ВКП(б), депутат Верховного Совета РСФСР.

КОЛЬЦОВ родился в 1898 г. в городе Белостоке (Польша) в семье коммерсанта по экспорту кожи за границу.

С начала 1917 года КОЛЬЦОВ сотрудничает в Петербурге в журналах.

По агентурным данным в летних номерах Петербургского журнала для всех (1917 г.) помещен ряд статей КОЛЬЦОВА с нападками на большевиков, на Ленина.

В 1918—1919 гг. КОЛЬЦОВ сотрудничает в газете ярко выраженного контрреволюционного направления «Киевское эхо». Содержание статей КОЛЬЦОВА того периода характеризуется «жалостью» к врагам революции, смакованием «жестокостей» большевиков и пасквилянтством.

В № 1 «Киевское эхо» от 13 января 1919 года в статье, озаглавленной «Жалость», КОЛЬЦОВ писал:

«Семьи осужденных или сами расстреливаемые ползали у ног красноармейцев, плакали, рвали на себе волосы, умоляли о пощаде и жалости. В этих случаях расстрел был особенно жестоким и потрясающим».

«Я был в Москве: мне нужно было разделываться за фельетон о чрезвычайке, напечатанный в одной из московских газет. Я провел на Лубянке пятнадцать жутких и душных минут».

В том же «Киевском эхо» за 3 февраля 1919 г. КОЛЬЦОВ писал:

«Мне довелось видеть первые китайские советские отряды. Просторные казармы у Воробьевых гор. Ряды винтовок, низко стриженные головы. Коммунистические воззвания на стенах. Портрет Ленина. Косые глаза. Высокий, визгливый азиатский смех.

Это очень остро и неслыханно — сочетание восточной «победоносной» экзотики с дальнобойным железобетонным европейским коммунизмом.

Также буднично и старательно, как мыли по утрам желтые красноармейцы свои жесткие круглые головы, — пошли они (неумолимые, наступающие китайцы) теперь на Волгу, на Украину, стреляют в черные незнакомые дома, опустошают кумирни незнакомых и ненужных богов».

В 1921 году, будучи направленным НКИД в Прагу для работы в газете «Новый путь», КОЛЬЦОВ получал письма от кадетского журналиста ПОЛЯКОВА-ЛИТОВЦЕВА, встречался с белоэмигрантскими журналистами, в частности с Петром ПИЛЬСКИМ.

В 1930—1931 года под влиянием критики в связи с «зеленым голодом» КОЛЬЦОВ был настроен оппозиционно:

«Колебания он испытывал вправо. Именно тогда я встретил у КОЛЬЦОВА вернувшегося из ссылки МАРЕЦКОГО, КОЛЬЦОВ отзывался о нем хорошо, говорил, что МАРЕЦКИЙ очень нуждается. КОЛЬЦОВ часто рассказывал о голоде, недовольстве и волнениях среди крестьян в связи с перегибами в колхозной политике».

В связи с арестами врагов народа АНТОНОВА-ОВСЕЕНКО и других, КОЛЬЦОВ высказывал большое смятение и растерянность.

«7-го февраля КОЛЬЦОВ с угнетенным видом заявил: опять аресты. Арестованы БЕЛОВ, ВИКТОРОВ, ТКАЧЕВ. Несколько дней назад я ходил на лыжах с РАБИЧЕВЫМ и ТКАЧЕВЫМ — один застрелился, другой арестован.

Смещены ДЫБЕНКО и ЕГОРОВ. Это настолько неприятно, что даже не публикуют сообщений. ЕГОРОВА держали на высоком посту за преданность, а не за военные таланты. Народ все берут и берут».

Зимой 1937—1938 гг. проходя мимо дачи СЕРЕБРЯКОВА, КОЛЬЦОВ с сожалением и грустью сказал:

«Да, опрокинулся СЕРЕБРЯКОВ. Теперь ему больше ничего не надо: ни дачи, ни участка, ни сада, ни площадки.

Мне Наркомвнудел предлагает дачу из тех, что конфискованы, но я не хочу брать. Не могу. Пусть это донкихотство, но щепетильность моя не дает мне принять в дар то, что у другого взято таким путем».

После приезда из Испании КОЛЬЦОВ говорил:

«Приехав сюда, я почувствовал буквально на своих плечах, как тяжела обстановка. Раньше бывало, спрашиваешь о человеке, как он поживает, где работает? Сейчас, увы, я сразу выучился применять эту печальную формулу: «А у него все в порядке?».

«Сейчас такое время. Что ближайшие два месяца надо лучше дома сидеть и ни с кем не встречаться, к тому времени все установится, аресты схлынут».

Говоря о положении в Испании, КОЛЬЦОВ заявлял:

«Сейчас испанская компартия утрачивает свою руководящую роль, начинает терять свой авторитет и в ближайшее время будет все больше терять. В среде иностранцев, сражающихся в рядах республиканской армии, эти слухи об арестах в СССР вызывают колебания».

Касаясь иностранных писателей, КОЛЬЦОВ говорит, что «очень многие из них (Воже Мартен Дю Гар, Жюль Ромен и другие) в результате последних арестов в СССР отворачиваются к А. ЖИДУ».

«Фейхтвангер сейчас настроен значительно хуже, чем в момент, когда он писал свою книгу об СССР. На него повлияли факты арестов в СССР.

У нас все подчиняются конъюнктуре, в особенности в отношении к иностранным писателям. К ним подходят как к нашим «законопослушным». При такой политике мы и растеряли всех наших друзей. Фактически это ЦК воспитывал в таком духе».

Осужденный участник антисоветской организации правых АНГАРОВ 4 ноября 1937 года показал, что КОЛЬЦОВ создавал неблагоприятную обстановку для приезжающих в СССР иностранных писателей и воздействовал на некоторых из них в антисоветском направлении.

«Во время приезда Ромен Роллана в СССР ко мне пришел по поручению КОЛЬЦОВА АПЛЕТИН, который заявил, что КОЛЬЦОВ просил не вмешиваться в деятельность АРОСЕВА по встрече и устройству РОЛЛАНА.

АРОСЕВ же создал невозможные условия встречи и пребывания Р. РОЛЛАНА в СССР. КОЛЬЦОВ, прося не вмешиваться в это дело, дал линию контрреволюционного поведения в этом вопросе.

Во время приезда Андре ЖИДА в СССР, я виделся с КОЛЬЦОВЫМ, который рассказал мне, как он думает организовать ознакомление этого «знатного путешественника» со страной. План этот, по существу, изолировал А. ЖИДА от советского народа и ставил его в окружение таких людей, которые могли дать неправильное представление о стране. «Посмотрите — добавил КОЛЬЦОВ, что он напишет о нас после всего этого». При поездке по СССР у А. ЖИДА, как известно, был ряд инцидентов, в частности в Гори».

(Из показаний АНГАРОВА)

В агентурном сообщении от 20 марта 1938 года по этому вопросу сообщается:

Во время пребывания в СССР А. ЖИДА к нему был прикреплен М. КОЛЬЦОВ, который вместе со своей женой М. ОСТЭН ездил с А. ЖИДОМ почти по всему Союзу.

Наблюдая за А. ЖИДОМ во время нахождения его в СССР, я видел, с каким восхищением и восторгом А. ЖИД отзывался о СССР.

И вдруг по возвращении во Францию ЖИД пишет ряд книг в антисоветском духе.

У меня возникает подозрение, что, не обработали ли тогда М. ОСТЭН и КОЛЬЦОВ А. ЖИДА в таком духе, что он, приехав во Францию, написал антисоветскую книгу «Возвращение из СССР».

В связи со своей книгой о ГОРЬКОМ КОЛЬЦОВ говорил:

«У нас вообще последнее время хотят пригладить, прилизать ГОРЬКОГО, а я не хочу этого делать, он вовсе не был таким послушным, как его теперь изображают. Но писать сейчас действительно нужно осторожно».

Рассказывая свои впечатления о процессе правотроцкистского блока, КОЛЬЦОВ говорил:

«Подумать только, председатель Совнаркома РЫКОВ был корреспондентом паршивого «Социалистического вестника» и делал ставку на несчастного ДАНА. Или ЧЕРНОВ — один из весьма крупных государственных чиновников. Выезжает впервые за границу на один месяц и успевает быть завербованным, аккуратно заполнить шпионские анкеты, получить кличку «Рейнгольда» и все это запыхаясь от спешки, в несколько дней. В Москве к ЧЕРНОВУ является РАЙВИД, кличет его как собаку «Рейнгольд», а наш нарком — ручки по швам. Или РАКОВСКИЙ. Выезжает в Токио на 8 дней и быстро становится японским шпионом».

Относительно работы КОЛЬЦОВА в «Правде» имеются следующие агентурные сообщения:

«В статье об Учпедгизе и издании учебников (статья напечатана 19 марта в «Правде») КОЛЬЦОВ пропустил одно место, в котором ответственность за плохое положение с учебниками по существу перекладывалась на ЦК. Выходило так, что плохие учебники потому не перерабатываются, что взят твердый курс на стабильный учебник».

«Я идиот, говорит КОЛЬЦОВ, днем сейчас пишу испанский дневник, а вечером к ночи в «Правде». Мне еще предлагали в ЦК работать в Союзе писателей, но дураков нет, там себе голову сломишь, лучше уж в «Правде» — здесь поспокойнее».

В связи с указом о награждении папанинцев один работник информационного отдела «Правды» предложил дать статью ОСТАЛЬЦЕВА о том, как папанинцы были сняты со льдины. Отклонив это предложение, КОЛЬЦОВ со злобной иронией бросил:

«О папанинцах уже все сказано, только славная советская разведка, если бы этим делом занялась, открыла бы и здесь что-либо новое».

Иронизируя в связи с выборами в Верховный Совет СССР КОЛЬЦОВ говорил:

«Очевидно, народные массы КОЛЬЦОВА не знают и потому его не послали в Верховный Совет. Ведь у нас выбирал сам народ и выбирал тех, кого он знает».

«Тут же КОЛЬЦОВ хихикал и вышучивал то положение, в котором очутились депутаты в Верховный Совет после того, как СТАЛИН в своей речи обещал и их пощупать».

По ряду агентурных сообщений КОЛЬЦОВ неоднократно присутствовал, когда его брат, художник Борис ЕФИМОВ, высказывал неприкрытые антисоветские настроения и взгляды.

В беседе с одним из наших источников, имевшей место в январе сего года, КОЛЬЦОВ высказывал клеветнические вымыслы о руководителях партии и правительства.

Агентурными сообщениями КОЛЬЦОВ характеризуется как человек, проявляющий свои симпатии к людям «в зависимости от политической погоды».

КОЛЬЦОВ в свое время подарил АВЕРБУХУ свою книгу с надписью: «Командующему эскадрильями пролетарского слова».

Сейчас КОЛЬЦОВА выводит из равновесия тот факт, что его бывшая вторая жена Мария фон-ОСТЭН, которая была с ним в Испании, бежала оттуда с немцем БУШ во Францию якобы из-за опасения репрессий по отношению к ней со стороны республиканского правительства.

Мария фон-ОСТЭН дочь крупного немецкого помещика, перебывавшая в ряде стран и партий, троцкистка. КОЛЬЦОВ сошелся с ней в 1932 году в Берлине. По приезде в Москву ОСТЭН сожительствовала здесь с кинорежиссерами, артистами, немецкими писателями (большинство арестованы как шпионы).

КОЛЬЦОВ продолжает поддерживать переписку с ОСТЭН и, по агентурным данным, через нее пытался воздействовать на ФЕЙХТВАНГЕРА, убеждая его не приезжать в СССР, ввиду неподходящей ситуации.

До отъезда в Испанию ОСТЭН и КОЛЬЦОВ посещали находящегося сейчас за границей Эрвина ПИСКАТОР, которому ОСТЭН по агентурным данным устраивала встречи с РАДЕКОМ будучи близкой с последним. ПИСКАТОР сейчас находится в Америке, где якобы перешел в лагерь троцкистов.

КОЛЬЦОВ покровительствовал приехавшей в 1934 году из Берлина актрисе НЕЙЕР Каролле (расстреляна как шпионка), после ареста переехавшего вместе с ней ее мужа бывшего белоэмигрантского офицера, бежавшего в свое время в Германию. КОЛЬЦОВ взял НЕИЕР на работу в редакцию, выплачивал ей повышенные гонорары.

По заявлению парторганизации хабаровского отделения «Бензоскладстрой» КОЛЬЦОВ послал в 1935 году в Хабаровск положительный отзыв известному троцкисту ФЕЛЬДМАНУ И.А., позже разоблаченному и арестованному.

КОЛЬЦОВ взял на работу в «Правду» родственника БРОНШТЕЙНА, который недавно был арестован.

Родной брат КОЛЬЦОВА — ФРИДЛЯНД Ц. репрессирован органами НКВД как враг народа.

Арестованная троцкистка ЛЕОНТЬЕВА Г.К. показала, что КОЛЬЦОВ объединял вокруг себя законспирированную троцкистскую группу литераторов и старался продвигать их в «Правде», в «Крокодиле» и «Огоньке». На квартире КОЛЬЦОВА в доме правительства был организован салон, где собирались писатели: Б. ЛЕВИН, В. ГЕРАСИМОВА, ЛУГОВСКОЙ, С. КИРСАНОВ, М. КОЛОСОВ, М. СВЕТЛОВ и другие.

«КОЛЬЦОВ являлся негласным центром, вокруг которого объединялись люди, недовольные политикой партии вообще и политикой партии в области литературы в частности.

Встречи и разговоры в салоне КОЛЬЦОВА имели совершенно определенную политическую направленность. Критика существующих порядков в литературе, в общеполитической жизни, в редакции «Правды» — вот что составляло обычную нить общения. Встречи эти происходили и в отсутствии КОЛЬЦОВА, но, когда он бывал дома, направление разговора отнюдь не менялось, а только приобретало большую остроту».

Далее в своих показаниях ЛЕОНТЬЕВА говорит о политически вредной линии в печати, проводившейся КОЛЬЦОВЫМ.

«Быт и нравы группировки и, если можно так сказать, «рабочее кредо» заключались в том, чтобы выкачать, как можно больше денег за то «чтиво» и «очерковую муть», — которую печатали и под которую нельзя было «подкопаться» в политическом смысле.

Такое приспособление вместо единой ясной политической линии проводилось в более широких масштабах КОЛЬЦОВЫМ в «Правде». Исходя из политического применительства, боязни «не попасть в точку», КОЛЬЦОВ пренебрегал многочисленными сигналами о разложении или преступлениях партийной и советской верхушки в целом ряде краев и областей, заявлял мне в нескольких случаях подобного рода, что даже отдаленный намек в фельетоне на ответственность того или иного известного партийного работника за какое-либо безобразие — является недопустимым, отводил удары в самых вопиющих случаях от различных нужных ему или известных людей — на долгое время «Правда» ставилась в положение органа, констатирующего факты такого рода лишь после постановления ЦК или разоблачений НКВД.

Во имя этого политического приспосабливания и боязни собственного провала, фельетонный отдел «Правды» устранялся от критики и на целые кварталы заранее намечался план фельетонов на абстрактные темы, служившие ширмой, отгораживающей газету от реальной жизни. Темы были такие: о любви, о дружбе, о преданности, о долге и прочие.

Все эти темы распределялись между теми же членами группировки, людьми, чей моральный и политический облик крайне мало соответствовал высоким гражданским понятиям, которыми приходилось оперировать».

Начальник 4-го отдела 1-го управления НКВД

 старший майор государственной безопасности КОБУЛОВ


[1] На первом листе имеется рукописная резолюция: «Кольцова вызвать. Ст.».